ВСЕМИРНАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА: насколько «дивным» будет новый мир? (Часть I)

 

Говорят, однажды Зигмунд Фрейд вынужден был признать, что сигара в руке курильщика — это всего лишь сигара, а не фаллический символ. 

Нечто похожее происходит и с книгой COVID-19: The Great Reset, название которой переводят как «Великая перезагрузка» или, что, вероятно, даже точнее, как «Великий сброс», «Великое обнуление». Одни называют ее «книгой года». Другие — «скандалом года», откровением «мировой закулисы» и связывают с ней различные теории заговоров. 

В любом случае, следуя примеру Фрейда, давайте для начала будем считать COVID-19: The Great Reset «всего лишь книгой», хотя и знаковой для всего человечества и поэтому обязательной к прочтению.  

Попробуем, не вдаваясь в крайности интерпретаций, разобраться, о чем все-таки нам хотели рассказать ее авторы — основатель Всемирного экономического форума в Давосе Клаус Шваб и издатель аналитического журнала «Ежемесячный барометр» Тьерри Маллерете. Альманах Huxley предлагает вам самим сделать выводы, ознакомившись с тезисной «выжимкой» из весьма насыщенной цифрами и смыслами книги. 

 

#1 МИР НИКОГДА НЕ БУДЕТ ПРЕЖНИМ

 

Мировой кризис не имеет аналогов в современной истории. Это кризис «библейских» масштабов. Мир, каким он был до коронавируса, больше не существует и к «докоронакризисной норме» больше никогда не вернется. Изменения, формирующие «новую нормальность» будут радикальны, нелинейны и скачкообразны. Они будут происходить неожиданно и быстро. 

На протяжении истории человечества пандемии всегда были источником радикальных социально-экономических изменений. Подпитывая разного рода фобии и массовую истерию, эпидемии травматичны по своей природе. И меры по их сдерживанию всегда являлись частью политического арсенала. 

Поэтому нет ничего нового ни в ограничениях, связанных с COVID-19, ни в том, что действия властей, которые пытаются защитить нас, часто воспринимаются как акты угнетения.

В отличие от эпидемий прошлого, таких как чума или оспа, COVID-19 не представляет новой экзистенциальной угрозы. Он не приведет к массовому голоду, миграциям, войнам, сменам режимов или истреблению людей. Однако масштаб трансформационного шока от коронакризиса вполне может быть сравним со Второй мировой войной. Сегодняшний мир намного более взаимосвязан и взаимозависим, чем мир прошлого, поэтому влияние пандемии выходит далеко за рамки статистики, относящейся к «просто» смерти, безработице и банкротствам.

 

#2 ВООБРАЖАЯ НЕМЫСЛИМОЕ

 

С одной стороны, пандемия ускорит системные изменения, которые были очевидны до кризиса:

■ частичное «отступление» от глобализации, рост напряженности между США и Китаем, ускорение автоматизации, фобии, связанные с контролем над обществом, запрос на политику социального благополучия, рост национализма, массовые миграции, усиление влияния новых технологий и интернета.

С другой стороны, пандемия может спровоцировать изменения, которые ранее казались немыслимыми: 

■ новые формы денежно-кредитной политики (например, «вертолетные «деньги»), пересмотр социальных приоритетов и политических целей (общее благо, справедливость), новые подходы к социальному обеспечению и налогообложению, а также радикальные геополитические преобразования.

Возможности, которые нам может предоставить «новый порядок», ограничены только нашим воображением. Мы должны воспользоваться этим беспрецедентным шансом, чтобы переосмыслить наш мир, предложить идеи того, как может выглядеть постпандемический мир. Книга COVID-19: The Great Reset — попытка определить наиболее желательные и устойчивые формы нового мира.

 

#3 МАКРОПЕРЕЗАГРУЗКА

 

1) Взаимозависимость

Мир «гиперсвязан» — это побочный эффект глобализации и технического прогресса. Кишору Махбубани, академику и дипломату из Сингапура, принадлежит следующая метафора. Представим, что 7 миллиардов человек, населяющих планету Земля, больше не живут в 193 отдельных лодках (странах).

Теперь это 193 отдельных каюты на зараженном вирусом круизном лайнере. Вопрос: должен ли каждый из них убирать только личные каюты, игнорируя коридоры и вентиляционные колодцы снаружи, по которым распространяется вирус? Ответ однозначен: человечество должно заботиться о глобальной лодке в целом.

Во взаимозависимом мире изолированных рисков — экономического, геополитического, социального или экологического характера — не существует. Риски провоцируют и усиливают друг друга, производя «каскадные эффекты».

Риск «инфекционных заболеваний» будет неизбежно влиять на другие риски, такие как «неэффективность глобального управления», «социальная нестабильность», «безработица», «финансовые кризисы», «вынужденная миграция» и др. Взаимозависимость сводит на нет «разрозненное мышление».

2) Скорость

Благодаря интернету в современном мире все движется намного быстрее, чем раньше. Сегодня «интернет вещей» соединяет 22 млрд устройств в режиме реального времени, а к 2030 году их число достигнет 50 млрд. Чем общество богаче, тем больше оно ощущает дефицит времени. Исследования показали, что люди в богатых городах всегда ходят быстрее, чем в бедных — они не могут позволить себе временные потери.

Наша культура настолько одержима скоростью, что некоторые эксперты говорят о «диктатуре срочности». Избиратели и потребители становятся нетерпеливыми, не оставляя руководителям время на принятие решений. Их потребность в стратегической перспективе находится под давлением требования немедленных решений. «Срок годности» политика, управленца, продукта, идеи или проекта сокращается резко и непредсказуемо. По данным Microsoft, веб-сайту достаточно замедлиться на четверть секунды, чтобы проиграть в конкурентной борьбе.

Пандемия COVID-19 охватила большую часть мира с такой ошеломляющей скоростью, что государства и система здравоохранения оказались к ней не готовы. Наша когнитивная сфера страдает от экспоненциальной «близорукости». Психологи установили, что когда нам нужно предсказать экспоненциальный процесс, мы недооцениваем его в 10 раз.

В одном из романов Эрнеста Хемингуэя герои ведут такой диалог: «Как ты стал банкротом?» — спросил Билл. «Двумя способами, — сказал Майк. — Постепенно, а затем внезапно». То же самое происходит и с нашим миром: сначала он меняется постепенно, а затем весь сразу. 

3) Сложность

Поведение сложных систем непредсказуемо, потому что мы плохо различаем причинно-следственные связи между их элементами. Чем сложнее система, тем больше вероятность, что что-то может пойти не так. Есть три фактора сложности — количество элементов в системе, характер взаимосвязи между ними и наличие нелинейных элементов.

О последних мы слышим, когда речь заходит о «черных лебедях», «известных неизвестных» или «эффектах бабочек». Поэтому неудивительно, что мы часто ассоциируем сложность мира с «сюрпризами», «турбулентностью» и «неопределенностью». 

Пандемия — это сложная адаптивная система взаимозависимости и взаимосвязей, которая больше, чем сумма ее частей. Она провоцирует множество «черных лебедей» через эффекты второго, третьего, четвертого и более порядков.

Сами по себе они предсказуемы, но вместе с другими рисками создают идеальный шторм, который застает врасплох. Сложность ограничивает наше знание и понимание вещей. По сути, пандемия погрузила нас в квантовый мир — нелинейный, неопределенный, взаимосвязанный, меняющийся в зависимости от позиции наблюдателя. 

 

 

#4 ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА

 

Экономика COVID-19

Современная экономика радикально отличается от экономики, существовавшей всего несколько десятилетий назад, не говоря уже о минувших столетиях. Глобальная экономическая катастрофа, с которой мы сейчас сталкиваемся, является самой серьезной из зарегистрированных с 1945 года. Скорость, с которой она протекает, не имеет аналогов в истории. История эпидемий прошлых веков говорит нам об «экономической аберрации» — значительных противоречиях между интересами общественного здравоохранения и интересами экономики. Макроэкономические последствия могут сохраняться в течение 40 лет, существенно снижая реальные доходы и деловую активность. Почему с COVID-19 должно быть иначе? 

Хотя есть и серьезное отличие. После эпидемий прошлого, таких, например, как чума 14 века, уничтожившая 40% населения Европы, заработные платы росли и условия труда улучшались. Но в случае с COVID-19 нет уверенности, что рабочая сила преодолеет сопротивление капитала — технологии изменили баланс сил.

 

Неопределенность

COVID-19 — мастер маскировки, проявляющийся в разнообразных симптомах, которые сбивают с толку медицинское сообщество. Высокая степень неопределенности затрудняет точную оценку риска, который он представляет. Это тормозит разработку адекватной экономической стратегии и стратегии здравоохранения. 

По какому бы из трех базовых сценариев («пики и спады», «вторая большая волна» и последующий спад, «медленное затухание») ни развивалась пандемия, активность COVID-19 до 2022 года будет значительной. Следовательно, полноценное восстановление экономики раньше этого времени не начнется. 

 

Жертвовать жизнями ради роста — это ошибка

Спасать жизни или спасать экономику — ложная дилемма. Согласно исследованию Имперского колледжа Лондона, ограничения, введенные в марте 2020 года, предотвратили 3,1 миллиона смертей в 11 европейских странах. Компромисса между здоровьем и экономикой не существует. Ослабление ограничений и правил социального дистанцирования приводит к тому, что еще больше людей заражается и не участвует в работе компаний. Кроме того, многие боятся выходить на работу из страха заразиться. Возврат к потребительской и инвестиционной «нормальности» произойдет только тогда, когда придет уверенность, что пандемия уже позади.

 

Рост и занятость

Во время Великой депрессии 1930-х годов и кризиса 2008 года потребовалось несколько лет, чтобы ВВП сократился на 10%, а безработица превысила 10%. В условиях пандемии резкий рост безработицы и резкое падение ВВП произошли в марте 2020 года всего за три недели. Никогда раньше экономический коллапс не протекал такими сверхбыстрыми темпами. Продолжительность и сила воздействия спада на рост ВВП и занятость зависят от многих факторов и до конца не ясны. 

 

Экономический рост

Сбой в функционировании мировой экономики привел к тому, что государства стали прибегать к разным формам самоизоляции, сокращая национальное и мировое потребление и производство. Последствия этих решений были весьма драматичными, потому что они касались, прежде всего, сферы услуг — самого крупного сектора в любой развитой экономике (около 70% ВВП и более 80% занятости в США). За банкротствами и потерей рабочих мест в этой сфере может последовать мировой коллапс потребительского спроса и бизнес-инвестиций, увеличение превентивных сбережений населения и миграция капиталов.

 

Занятость

Пандемия сталкивает экономику с кризисом рынка труда гигантских размеров. Всего за два месяца, март и апрель 2020 года, более 36 миллионов американцев потеряли работу, что перечеркнуло десятилетний прирост рабочих мест. Согласно прогнозам, безработица в США в ближайшее время может достичь 25% — уровень, сравнимый с Великой депрессией. В глобальном масштабе для полного восстановления рынка труда могут потребоваться десятилетия.

Наиболее мрачной ситуация выглядит для двух категорий людей: молодежи, которая пытается найти свое место на рынке труда, и работников, которые могут быть заменены роботами. Рынок труда будет становиться все более поляризованным. На одном полюсе — высокооплачиваемая работа для избранных, на другом — исчезновение множества рабочих мест и низкооплачиваемый труд. При этом мы можем стать свидетелями глобального инновационного взрыва в сотнях тысяч новых микроотраслей.

 

Как может выглядеть будущий рост

Новая экономическая «норма» может характеризоваться крайне низкими темпами роста. Восстановление допандемического уровня ВВП у большинства стран может занять многие годы. В таких условиях «тирания роста ВВП» неоправданна. «Одержимость ВВП» не гарантирует улучшения уровня жизни и социального благополучия. Поэтому мы должны изменить мировоззрение и перейти к «бюджету благополучия». В цифровой экономике все больше возрастает разрыв между измеряемой и реальной экономической активностью.

Модель развития, ориентированная на производство, с наступлением Четвертой промышленной революции становится неактуальна. Новая модель экономического мониторинга, во-первых, должна учитывать ценности, создаваемые за счет неоплачиваемого труда (например, труда домохозяйки) и уничтоженные в результате бурного роста некоторых видов экономической деятельности. Во-вторых, нам потребуется понимание реального распределения экономической выгоды, систематический учет динамики неравенства.

В-третьих, необходимо лучше измерять и контролировать устойчивость экономики по разным параметрам: институты, инфраструктура, финансовый, природный, социальный капитал, инновационные экосистемы и т.д.

Отраслями, которые могут предложить среду, способную повысить инклюзивный и устойчивый динамизм, могут стать такие отрасли, как Зеленая экономика (зеленая энергетика, экотуризм, экономика замкнутого цикла), Социальная экономика (уход за детьми и пожилыми людьми, образование, здравоохранение).

В мае 2020 года более 1100 экспертов мира опубликовали манифест, предлагающий стратегию сокращения роста с целью выхода из экономического и гуманитарного кризиса. Концепция «нулевого» или даже отрицательного роста ради устойчивого развития предполагает новые модели потребительского поведения, где нормой становится добровольное ограничение потребления в некоторых нишевых сегментах. Например, снижение потребления мяса или уменьшение числа авиарейсов. Однако стоит остерегаться чрезмерного увлечения «неростом», так же, как и ничем не ограниченным стремлением к росту. 

 

Дефляция или инфляция?

Необходимо определить опасный для экономики уровнь как инфляции, так и дефляции. Потому что с дефляцией связаны коллапс рынка труда и падение цен на сырье, а инфляция ведет к постоянному бюджетному дефициту и потенциально может перерасти в гиперинфляцию.

Износ инфраструктуры, устаревшие технологии, высокий уровень безработицы и низкие доходы населения на протяжении многих лет будут ограничивать потребительский спрос и увеличивать сбережения граждан. Эти факторы будут сдерживать инфляцию. Богатые страны ожидает «японизация» экономики. Напомним, что для Японии последних десятилетий был характерен структурно слабый спрос, очень низкая инфляция и мизерные процентные ставки. 

 

Судьба доллара США

Многие аналитики считают, что пандемия станет катализатором процессов, которые положат конец господству доллара как глобального валютного резерва. По их мнению, неприемлемый уровень долга в конечном итоге достигнет порога, за которым неамериканские инвесторы не захотят его финансировать. Кроме того, эксперты указывают на несовместимость статуса доллара как глобальной резервной валюты с растущим экономическим национализмом внутри США.

Скептики подчеркивают, что использование американской администрацией доллара в качестве геополитического оружия неизбежно будет подталкивать держателей этой валюты к поиску альтернатив. Хотя, надо признать, в обозримом будущем жизнеспособных альтернатив у доллара все же нет — юань, евро или виртуальные валюты в силу многих причин на эту роль пока не годятся.

Поэтому судьба доллара США будет зависеть исключительно от того, что будет происходить в самих США, от их геополитики, доверия к американской экономике и привлекательности америанской социальной модели. 

 

#5 СОЦИАЛЬНАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА

 

Социальные потрясения, вызванные COVID-19, могут продолжаться еще долгие годы. Негодование масс будет направлено на те правительства, которые не смогли организовать адекватный ответ на вызов пандемии. Постпандемическая эра откроет период массового перераспределения доходов от богатых к бедным и от капитала к труду. COVID-19, скорее всего, похоронит неолиберализм, отдававший предпочтение конкуренции, а не солидарности, созидательному разрушению, а не вмешательству правительства, экономическому росту, а не социальному благополучию. Неслучайно две страны, которые в последние несколько лет с наибольшим рвением придерживались политики неолиберализма, — США и Великобритания — относятся к числу тех, кто пострадал во время пандемии больше всего.

 

Неравенство

COVID-19 — это не «великий уравнитель». Наоборот, он обнажил существовавшее и раньше «великое неравенство», усугубил различия в уровне доходов и возможностей. 

Высшие и средние классы имели возможность удаленно работать и обучать своих детей самостоятельно, не выходя из дома, в то время как представители рабочего класса ее не имели, поскольку не могли работать онлайн.

COVID-19 показал, что государство меньше всего ценит тех, в ком больше всего нуждается общество: медсестер, уборщиц, курьеров, работников пищефабрик, домов престарелых и складов. Многие данные свидетельствуют, что в ближайшее время неравенство, вероятно, усилится. Но в дальнейшем тенденция может измениться, если общество не согласится с тем, что менеджер хедж-фонда, чей вклад в экономическое и социальное благополучие сомнителен, получает в миллион раз больше, чем медсестра. К сожалению, история свидетельствует: этот оптимистичный сценарий не обойдется без больших потрясений.

 

Социальная нестабильность

Социальные волнения — одна из самых серьезных опасностей: когда люди не имеют работы, доходов и перспектив на лучшую жизнь, они часто прибегают к насилию. За последние два года по всему миру произошло более 100 значительных антиправительственных протестов.

Массовые протесты так же, как и эпидемии, взаимодействуя с другими факторами, могут создавать вышеупомянутые каскадные эффекты. При чем наиболее индивидуалистические общества, такие как США, подвержены большему риску, чем европейские или азиатские страны, которые либо имеют большее чувство солидарности (как в Южной Европе), либо лучшую социальную систему для помощи обездоленным (как в Северной Европе). Важно подчеркнуть, что мы не обречены на социальные беспорядки: у правительств есть все инструменты для борьбы с неравенством. 

 

Возвращение «большого» правительства

Один из великих уроков истории человечества в том, что кризисы способствуют укреплению могущества государства, начиная с системы налогообложения. COVID-19, как и войны прошлого, приведет к увеличению налоговой нагрузки. Максимальная ставка подоходного налога во Франции в 1914 году была равна нулю; через год после окончания Первой мировой войны — 50%.

Во время Второй мировой войны подоходный налог в Америке превратился из «классового налога» в «массовый налог», при этом количество плательщиков выросло с 7 миллионов в 1940 году до 42 миллионов в 1945 году. В конце Второй мировой войны многие другие страны ввели аналогичные и часто экстремальные налоги и меры. В Великобритании максимальная ставка подоходного налога выросла до ошеломляющих 99,25%!

Коронавирус изменил представление о сложном и хрупком балансе между частной и общественной сферами в пользу последней. Вмешательство государства в экономику произошло очень быстро и в беспрецедентных масштабах. Поскольку только правительства обладали властью и возможностями принятия решений, предохраняющих от социально-экономической катастрофы. В будущем они, скорее всего, захотят в интересах общества переписать некоторые правила игры и будут постоянно повышать свою роль. 

Общественный контроль над частными компаниями увеличится, налогообложение будет расти. Руководителям предприятий во всех отраслях и во всех странах придется адаптироваться к усилению государственного вмешательства. Приоритетом финансирования станут сферы, способные защитить общества от множества рисков. В первую очередь научные исследования, медицина, образование. Даже когда мы начнем выходить из этого кризиса, мы должны осознавать, что за углом наверняка поджидает другой кризис. Мы не можем предсказать, как будет выглядеть следующий — кроме того, что он будет отличаться от предыдущего.

Социальный договор

Пандемия заставит многие страны пересмотреть условия общественного договора, которые регулируют отношения между людьми и госучреждениями. Фундаментальными причинами утраты веры в социальные контракты является рост неравенства, неэффективность политики распределения благ, исключительность одних и маргинализация других, общее чувство несправедливости. 

В последние годы ряд международных организаций и аналитических центров предложил новые принципы, на которых может базироваться современный общественный договор: 

1) расширенное по сравнению с нынешним предоставление социальной помощи и качественных социальных услуг; 

2) усиление защиты работников, особенно наиболее уязвимых слоев. 

Общественный договор также должен включать в себя определенное представление о правах и свободе граждан. Поскольку чрезвычайные полномочия государства требуют разрешения от народа и должны иметь некоторые ограничения. Коллективный пересмотр социальных контрактов не может также игнорировать и мнение молодого поколения, которое требует радикальной альтернативы нынешнему курсу.

Читать часть II