КОНКУРС ФАНТАСТИЧЕСКОГО РАССКАЗА «КИБЕРИАДА-2021»: «ГРАНЬ»

Всеволод Швайба. Внутренние дворы III. 2020

 

Редакция Huxley завершила прием рассказов на международный конкурс фантастического рассказа. Сегодня мы публикуем очередное произведение из отобранных для участия в конкурсе «Кибериада-2021».

Предварительные результаты мы огласим до 15 января, а победитель будет объявлен до 5 марта 2022 года.

---

Поток машин двигался очень медленно. Как всегда вечером, здесь собиралась плотная пробка из машин и трамваев. Кира понимала, что это надолго и ехать до дома еще минимум полчаса, хотя пешком она дошла бы минут за десять. Есть хотелось нестерпимо, да и сил не было совсем. От монотонности движения и духоты, несмотря на работающий кондиционер, казалось, что время почти остановилось, и начало клонить в сон. На повороте с Глубочицкой на Верхний Вал пробка начала не то чтобы двигаться, но как-то растворяться. Вдруг стало бешено колотиться сердце, в глазах потемнело. Знакомый симптом. Ах, как невовремя…

Кира как будто очнулась от вязкой сонливости и увидела, что она одна на этой улице. Переехав перекресток, она остановилась не доезжая до Кожемяцкой. Улица стремительно менялась на глазах. Исчезало, растворялось в воздухе практически все. Она быстро вышла из машины, и тут уже окончательно пропало все. Ни домов, ни сквера, ни дороги. Даже машины не стало.

От шока у нее перехватило дыхание. Зато вокруг вырос лес, вернее, его окраина, а перед ней расходились проселочные дороги. Мимо, по направлению к Верхнему валу, в сторону Днепра, проезжала телега, чем-то груженная, она не успела рассмотреть, чем. Мужчина в странной одежде, похожей на теплый халат, испуганно и одновременно враждебно поглядывал на нее. Внезапно она услышала мужской голос у себя за спиной:

— Не стой так. Тебя начинают замечать.

Кира резко повернулась и увидела рядом с собой высокого, крепкого телосложения мужчину, стоявшего возле лошади, держа ее под уздцы. Одет он был тоже очень непривычно.

— Я умерла?! — в ужасе произнесла Кира.

Ее била дрожь. Вокруг была поздняя осень. Легкая, слегка влажная от жары футболка мгновенно остыла на пронизывающем ветру.

— Да нет же. Жива ты, жива, — произнес мужчина. Он мягко уводил ее от дороги, в сторону деревьев.

Кира резко отстранилась от мужчины и хрипловато, как будто сел голос, спросила:

— Что происходит? Вы кто?

— Пограничник я. А у тебя, значит, первый раз?

— Что п-первый раз? Отку-уда здесь граница? И что п-произошло? — Кира говорила очень быстро, слегка заикаясь от все усиливавшейся дрожи.

— Давай уйдем с тракта. Некоторые люди тебя замечают. Нам это ни к чему. Да и успокоиться тебе нужно, и согреться. Идем, здесь недалеко есть дом для таких, как ты.

— Что значит т-таких, как я? Никуда я с-с вами не пойду! — Кира была растеряна и напугана, но как защитная реакция в ней вдруг проснулся резкий протест, и она говорила достаточно громко и резко. — Я не х-хочу здесь быть! — почти крикнула она и вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. Кира судорожно оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, в какую сторону бежать, чтобы вернуться к машине, но голова слегка кружилась, и было ощущение, что ее раскрутили с закрытыми глазами, а теперь она полностью потеряла ориентацию в пространстве. — Отпустите меня, — тихо и почти жалобно произнесла она.

— Да я тебя и не неволю. Только здесь ты уже не пройдешь. Идем, я все тебе разъясню. И мы узнаем, как тебе вернуться, — он осторожно взял ее под локоть и увлек дальше от дороги.

Кира чувствовала, как в ней вибрирует каждая клеточка, казалось, по жилам вместо крови бежала газированная вода, легкое покалывание ощущалось всем телом. «Вернуться, вернуться, вернуться…» — это слово крутилось у нее в голове. Незаметно для себя Кира пошла рядом с мужчиной.

Она так была погружена в собственные мысли, что не заметила, как пограничник достал из сумки, притороченной к седлу, большой теплый платок и накинул его ей на плечи.

— Боже мой! — проносилось у нее в голове, — папа сойдет с ума, когда узнает, что я исчезла! Хорошо, что Маруся в лагере… у меня есть время вернуться… вернуться, вернуться… — Перед глазами вставала мамина фигура, напряженно лежащая под тонкой простыней, и лихорадочно двигающиеся зрачки под прикрытыми веками. Расслаблялась она лишь после укола морфия. Это воспоминание накатывало на Киру такой тяжестью, что дышать становилось невозможно, на это просто не было сил. Ужас перед надвигающимся маминым уходом сковывал ее ледяным коконом, и лишь к глазам подкатывала обжигающе болезненная волна. Но тут врывалась новая мысль: «Как же, как же быть?!»

Кира жила на Подоле всю свою жизнь. Сначала с родителями, в старом четырехэтажном, еще царской постройки доме. А после, уже с мужем и дочкой, в новом доме, построенном на месте старых особнячков, буквально в паре кварталов от родителей. С мужем они благополучно, вернее, неблагополучно расстались, и Кира с дочкой жили там же, пока решался вопрос квартирного раздела. Мама умирала, и спасенья уже не было. Сейчас была середина лета, и восьмилетняя Маруся была в детском лагере. Отправить ее туда было обдуманным решением, чтобы ребенок, который был очень привязан к бабушке, не стал свидетелем ее тяжелого и мучительного ухода.

Сама Кира была в состоянии сжатой пружины. Она вдруг поняла, что становится взрослой. Несмотря на то что ей было уже тридцать два года, она не ощущала своей взрослости, потому что мама окружала заботой, вниманием и любовью так, что Кира все еще чувствовала себя девочкой. И вот это невольное ожидание последнего маминого вздоха изменило мир вокруг. Как будто кто-то навел резкость в объективе ее глаз. Временами на нее накатывала такая тоска и безысходность, что почва уходила из-под ног. Ей начинало казаться, что звуки внешнего мира доносятся до нее, как через вату, сердце отчаянно колотилось, а в глазах темнело. Более того, мир вокруг как бы раздваивался, и она чувствовала, что одновременно находится в разных местах. Она «видела», что сидит перед старым дощатым столом, на котором стоит откупоренная бутылка вина, рядом, в бумажном пакете, горячий хлеб, она даже чувствовала его запах. И сидит она перед открытым окном, а за ним жаркая улица спускается вниз, где в просвете между домами по морю проплывает парусник. И еще Кира знала, что это Марсель. Но в то же самое время она находилась там же, где и была до начала «приступа», как она для себя назвала это состояние. Кира продолжала кому-то отвечать или ехать за рулем. Ей было страшно, и казалось, что это начало сумасшествия, поэтому она никому ничего не рассказывала и старалась сама с этим справляться.

Окунувшись с головой в размышления, Кира очнулась лишь перед небольшим, низким домишкой. Вокруг уже совсем стемнело. Кира стояла у двери одна.

Через пару мгновений она услышала, как сзади кто-то подходит. Обернувшись, она увидела Пограничника, уже без лошади.

— Входи, не бойся, — сказал Пограничник и толкнул дверь. Они вошли в просторную комнату, в ней было удивительно тепло и пахло сгоревшими в печи дровами. Кира помнила этот запах с детства. Когда она была совсем маленькой, в их доме, до капитального ремонта, было печное отопление. И этот приятный, уютный запах запомнился ей на долгие годы.

— Это наша пограничная сторожка, — как бы отвечая на незаданный вопрос сказал Пограничник, — я заступил на службу, а предыдущий служивый всегда топит печь, для следующего дозорного. Чтоб сразу можно было согреться после обхода.

Говоря это, он указал Кире на широкую скамью рядом со столом.

— Садись, отдохни. А я посмотрю, есть ли что в печи. Дай бог, найдется для нас горячая еда.

Кира никак не могла оправиться от шока из-за происходящего, поэтому все его слова доходили до ее сознания не сразу, а с небольшой задержкой.

Она села. Пограничник снял свою верхнюю одежду и отошел в угол комнаты, где на столике стояли кувшин и миска. Он налил воду в миску, помыл там руки и лицо. Вытерся полотенцем, висящим рядом, и подошел к печи. Открыл заслонку и достал оттуда среднего размера глиняный горшок. Поставил на стол его, а также две глиняные плошки, деревянные ложки и небольшой круглый хлеб. Затем положил в тарелки что-то похожее на рагу. Хлеб был теплый и пах умопомрачительно. От этого аромата на нее опять накатила волна голодной тошноты. Оказалось, что и хлеб, и рагу из картошки с квашеной капустой были необыкновенно вкусными. Простыми, и в то же время очень ароматными и насыщенными по вкусу. Кира ела, не поднимая глаз, поэтому не видела, как внимательно наблюдал за ней Пограничник. Он тоже сидел за столом, с краю, и ел, поглядывая на молодую женщину.

Пограничник дождался, когда она доест и поднимет на него глаза.

— Сыта? — спросил он. — Если да, то время и поговорить, и подумать, как будем поступать дальше.

— Спасибо, это было очень вкусно, — произнесла она. — Есть ли у вас вода? Пить очень хочется.

Пограничник молча встал и вышел из комнаты. «В сени» — вдруг всплыло слово в Кирином сознании. Оттуда он вернулся с кружкой. Поставив ее перед Кирой, сел напротив.

— Если есть вопросы, задавай. Я отвечу, на что смогу. А затем растолкую тебе, что с тобой приключилось и как можно действовать.

Есть ли у нее вопросы? Да за все время, пока она ела, эти вопросы множились у нее в голове, как тучи перед грозой. Вот только с чего начать?

— Я хочу домой. Я не понимаю, где я и как это произошло. Как мне вернуться домой?

— Вижу, что ты новичок, — произнес Пограничник медленно, как бы отвечая скорее своим мыслям, нежели на вопросы Киры. — Ладно, давай для начала познакомимся. Как твое имя? И что ты делала на месте перехода?

— Кира. Какого перехода? Я припарковала машину за пешеходным переходом. Я стараюсь не нарушать правил.

— Н-да, Кира. Много тебе предстоит узнать… — помолчал Пограничник, а затем с легкой улыбкой произнес: — А занимаешься чем?

— Дизайном, — быстро сказала Кира, но по выражению лица Пограничника поняла, что ему это слово незнакомо. — Я придумываю, как будут выглядеть дома и обустраиваю их для людей.

Пограничник обвел взглядом комнату и поднял брови: — А что тут придумывать-то?

— Ну, определяю, в каком стиле заказчик хочет оформить интерьер, как зонировать пространство, какого цвета стены, где какая комната, какая мебель, функциональность и расположение домашней техники или… — пока Кира говорила, до нее доходило, что ни одно из произнесенных ею слов собеседнику не знакомо, — оформитель я… художник, — в конце концов произнесла она.

— Художник? Маляр, значит?

Кира молча отрицательно покачала головой, пытаясь сообразить, как бы проще объяснить, что у нее за профессия.

— Да ладно, ты не переживай. Понял я. Ты в доме чего-то там делаешь, чтоб сподручнее жить было. А я — Михаил, пограничник. Встречаю таких, как ты.

— Каких таких? Что со мной не так? — выдохнула Кира.

— Да ты не волнуйся, все с тобой хорошо будет. Здесь почти никто не остается. Ну насильно так точно. Есть, конечно, такие, кто возвращаться не захотел, здесь остались. Есть такие, кого отпускать нельзя. Обстоятельства у них были такие жизненные. А так никого не неволят. Только у тебя другой случай. Да и ты, видать, очень вернуться хочешь. Значит, так тому и быть.

Михаил встал и отошел к печи. Достал оттуда кувшин и вернулся к столу. Затем опять вышел из комнаты и вернулся с небольшим деревянным «бидончиком», как отметила про себя Кира.

— Давай-ка попьем с тобой отвару травяного, чтоб ты и поспала немного и чтоб не заболела от переохлаждения. Одежда у тебя ведь не для нынешнего времени года. А завтра отведу я тебя к старцу одному, к Серафиму, он и растолкует нам, как и когда домой тебя вернуть.

— Да не усну я, — сказала Кира. — Может, мы сейчас к старцу пойдем?

Михаил неторопливо налил в кружку ароматный напиток, открыл «бидончик», в котором оказался мед, и придвинул это все к Кире.

— Поздно уже. Старец отдыхает. Нехорошо его беспокоить без особой надобности. За ночь ничего не изменится. И тебе отдохнуть нужно, чтоб мысли были свежие, чтоб решения твои были взвешенными и обдуманными. Сейчас ты в панике, страшно тебе. Мыслить трезво не получится. Пей отвар, мед попробуй, глядишь, и полегчает немного. Но ты так ничего важного и не спросила. Подумай, что ты хочешь узнать.

Кира взяла в руки кружку и вдохнула пряный аромат. Мяту она узнала сразу, но были еще какие-то знакомые нотки, то ли мелиссы, то ли иван-чая, разобрать она не смогла. Сделав несколько глотков, Кира поставила кружку.

— Где я? И какую границу я перешла, если встретил меня пограничник? Почему я здесь?

— Ну, почему ты здесь оказалась, я тебе не отвечу. Возможно, Серафим тебе это растолкует. Я в таких тонкостях не силен. Ты там же, где и была. Только время другое. Не границу я стерегу. А грань. Грань между мирами. Есть такие места, у вас они аномальными зонами называются, там время растворяется, и грань открывается. Но места эти не постоянны, сегодня вот там, где мы встретились, а завтра оно может быть совсем в другом краю. И в какой момент своей жизни ты вернешься, тоже не всегда предвидеть возможно. Но ты, я вижу, уже засыпаешь. Пойдем, я покажу, где ты можешь лечь.

Оказалось, что здесь была еще одна комната, дверь в которую находилась за спиной у Киры. Там было темно, и Кира даже не заметила, как оказалась на кровати, укрытая чем-то мягким и объемным. Ей казалось, что она медленно падает вниз, при этом она все время чувствовала спиной мягкую перину, на которой лежала. Но падение это ее не пугало, оно было даже приятным и скорее походило на полет в невесомости. Хотя откуда она могла знать, как это — лететь в невесомости? Еще какие-то маленькие мысли крутились у Киры в голове, но постепенно они улетучились, и осталось только приятное ощущение невесомости. Так спокойно и безопасно Кире давно не было.

Через какое-то время падение прекратилось, и Кира почувствовала, что ей в глаза бьет яркий свет. Причем он был настолько ярким, что казалось, открыть глаза невозможно. Но она отчетливо понимала, что стоит и вот-вот сделает шаг. Ей очень нужно сделать этот шаг. Тут она почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо и сказал: «Пора!»

Кира открыла глаза. Из небольшого окна ей в лицо бил ослепительный свет солнца. На какое-то мгновение его заслонила тень человека. В ту же секунду Кира вспомнила, где она, и судорожно села в кровати. Над ней стоял Михаил.

— Пора, — еще раз произнес он. — Вставай, позавтракаем и пойдем к Серафиму.

Михаил вышел, прикрыв за собой дверь. Кира оглядела комнату и увидела узкий столик напротив кровати, на котором стояли миска и кувшин. Кира умылась, вытерлась лежащим рядом полотенцем, поправила примятую одежду, пригладила волосы и вышла из комнаты.

Завтрак был готов. На столе стояла миска с творогом, вчерашний бидончик с медом, хлеб и молоко в кружках.

Михаил уже сидел за столом. Сейчас, при свете дня, Кира наконец-то его рассмотрела. Это был достаточно молодой мужчина. Открытое лицо, серо-голубые глаза и рыжеватые волосы. Определить возраст она не смогла — небольшая борода сбивала ее с толку. Скорее всего, он был ее ровесником или на пару лет моложе.

— А кофе у вас есть?  — спросила она, усаживаясь за стол.

— А кофе у меня нет, — произнес, улыбаясь, Михаил. — Ты не первая, кто меня об этом спрашивает. Но у нас его еще нет. А держать то, чего быть пока не должно, нельзя. Если не хочешь молока, могу предложить воду.

— Спасибо. Я выпью молоко.

Кира вдруг осознала, что она совершенно спокойна, вчерашнее чувство безысходности испарилось вместе со сном. Завтракали они молча. По мере размышлений о том, что ей скажет старец Серафим, Кира опять почувствовала волнение. Однако это было волнение, как перед экзаменом, но не страх. Кира испытывала странное чувство уверенности, что уже сегодня она вернется домой, и все будет в порядке, насколько это возможно, учитывая то, что должно было вот-вот произойти с мамой.

Спустя около получаса Кира и Михаил вышли из дома. На плечах у Киры был вчерашний теплый платок. Михаил помог Кире взобраться на лошадь, потом сам легко заскочил и сел у нее за спиной.

— Старец живет не так уж и далеко. Мы доберемся до него за час с небольшим, — Михаил натянул уздцы, и лошадь тронулась.

Поначалу Кире было очень неудобно и страшновато, когда лошадь перешла в галоп. К тому же она ощущала неловкость от того, что так тесно была прижата к чужому человеку. Но постепенно это ощущение неловкости ушло, и Кире даже начало нравиться вот так скакать. Чувствовать ветер в лицо и надежную опору, и тыл за спиной. А главное, ее не покидало чувство, что все это нереально. Они проехали по дороге в лесочке и выехали на открытый простор. Вокруг были высокие холмы и бескрайние поля. Очень далеко виднелись деревья, окрашенные во все оттенки желтого. Разнотравье на лугу тоже еще не пожухло и играло самыми разными красками. Холмы вокруг были разного размера и высоты, а в низинах между ними еще оставался утренний туман. Поднимаясь вверх, он таял и размывал картинку, делая ее многослойной, как на японских гравюрах. Пейзаж был настолько красив, что у Киры от восторга перехватило дыхание и на глазах выступили слезы. Вскоре они подъехали к небольшому поселку, состоящему из нескольких бревенчатых домов и церквушки.

Приблизившись к церкви, они объехали ее и остановились на заднем дворе. Михаил соскочил с лошади и помог Кире спуститься на землю. Дверь, возле которой они стояли, открылась, и к ним вышел мужчина, назвать которого старцем Кире даже в голову бы не пришло. Он был чуть ниже среднего роста, с коротким ежиком на голове, и его круглое лицо было гладко выбрито. Он широко улыбался, и от этого его небольшие, слегка лукавые глаза превращались в щелочки.

— Здравствуй, моя прекрасная дева, моя небесная сестра! — голос его был удивительно знакомым, густым, низким, бархатным и летящим. — Не смущайся, ко мне не приходят те, кто не смог бы узнать меня сквозь толщу всех слоев этого пирога под названием Мироздание! Проходи в дом, проходи, моя дорогая Душа! Серафим я, впрочем, ты уже это знаешь. Сейчас мне все расскажешь! А я тебе расскажу, что успею и что ты сможешь принять.

Кира, как зачарованная, прошла вслед за Серафимом. Как же он напоминал ей какого-то актера, имени которого она вспомнить сейчас не могла, как ни пыталась. И от этого впечатление нереальности происходящего лишь усиливалось.

Они вошли в небольшую, достаточно светлую комнату, в которой почти не было мебели, лишь одна длинная лавка. На нее они и присели. В комнате было очень тепло, и Кира сняла платок с плеч.

Вдруг Серафим стал серьезным.

— Дитя, я попробую, не вдаваясь в научные теории, объяснить тебе то, что с тобой происходит. Ты, видимо, находишься в таком промежутке своей жизни, когда переживания и волнения делают тебя крайне чувствительной к восприятию энергий, которыми пронизан наш мир, ваш мир. Вся Вселенная. Ты не понимаешь, как так — ты живешь в своем просвещенном и технически оснащенном мире, и вдруг оказываешься в мире, где ничего этого нет и в помине, и не скоро появится. Но все предельно просто! Время есть лишь в нашем, человеческом восприятии, нам так проще. Мы от него зависим. А у Вселенной его нет. Все происходит здесь и сейчас, и одновременно. Но в разных слоях, в разных пространствах. Вот мы с тобой здесь сидим и говорим, а в твоем пространстве, здесь, возможно, промчался автомобиль. А в другом пространстве пролетевший самолет сбросил бомбу, но может, на этом самом месте огромный луг, и по нему идут косари. Я долго могу перечислять, что сейчас происходит в других слоях этого пирога. Но мы сидим и тихо разговариваем. И ничто нам не мешает. Однако все, что я тебе перечислил, происходит здесь и сейчас.

Серафим замолчал. Кира сидела, ошеломленная его словами. Не зная почему, она вдруг ему сразу поверила и отчетливо все себе представила.

— Но как же?..  Ведь мне нужно быть в другом месте! — Кира схватила Серафима за руку. — У меня дочка маленькая, и папа волнуется, и мама… умирает, — даже не сказала, а выдохнула последнюю фразу она. — Я нужна им всем.

Серафим мягко накрыл ее руку своей.

— Ткань мироздания, как вышитый ковер, и в ней есть прорехи, порталы, проходы из одного пространства в другое. Грань между мирами тонка, и однажды ее возможно перейти. Есть те, кто с корыстью и нечистыми помыслами пользуются этими вратами. И я, и Михаил — мы стережем их. Ты попала сюда ненамеренно. И для тебя проход назад возможен. Ты сейчас вернешься. Можешь задать мне еще вопрос, если он у тебя есть.

Все вдруг решилось так стремительно, что Кира растерялась и не могла придумать, что же спросить.

— Я могу прочесть в каких-нибудь книгах об этом… о мирах, о слоях, о Вселенной?

— Не то, — тихо сказал Серафим.

— Мама, — начала говорить Кира, еще не успев обдумать, как правильно сформулировать вопрос. — Мама, как мне ее спасти? Можно, чтоб она опять стала здорова? Что мне сделать? Куда пойти? Или здесь нужно остаться?

Серафим встал, подошел к окну и поманил к себе Киру. Кира подошла, и Серафим крепко обнял ее за плечо.

— Посмотри в окно. Что видишь?

По двору шла мама, но значительно моложе, и несла скачущего у нее на руках малыша. Было видно, что она что-то или говорит, или поет. И они смеются. Кира рванулась туда, но Серафим крепко держал ее.

— Нельзя, — коротко произнес он. — Нет тебя здесь такой. Пока нет. Не родилась еще.

Серафим с Кирой опять вернулись к скамье.

— Смерти нет, для Души. Есть смена историй, проживаемых жизней. Там, где ты живешь, мамина история заканчивается, но Душа ее во всех мирах жива. Ты встречалась с ней не раз. И встретишься вновь. Но в другом мире.

— Но мне она нужна сейчас! — почти крикнула Кира. — Я не хочу ее отпускать!

— Девочка моя, — нежно и печально произнес старец, — не в нашей власти удержать Душу, путь которой окончен. Но в наших силах помочь ей уйти с миром и продолжить свой вечный путь. Прими это и отпусти ее.

Кира плакала. Серафим встал, взял ее за руку, подвел к двери и крепко обнял.

— Эта встреча неслучайна, и она не последняя.

Затем Серафим толкнул дверь, она открылась, и ослепительный свет ударил Кире в глаза. Она зажмурилась.

— Пора, — услышала она голос у себя за спиной и, постояв мгновение, сделала шаг вперед.

Слепящий свет перестал бить в лицо, и Кира открыла глаза. Она стояла рядом со своей машиной. Мимо, повернув в переулок, проехал автомобиль, который и ослепил ее светом фар. Вокруг была глубокая ночь, и улица была практически пуста. Голова слегка кружилась. Кира села в машину. Ключ так и торчал в замке зажигания. Она завела двигатель.

— Пора, — вслух произнесла она и медленно тронулась с места.