Борис Бурда
Журналист, писатель, бард. Обладатель «Бриллиантовой совы» интеллектуальной игры «Что? Где? Когда?»

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Николай Миклухо-Маклай — потомок Запорожских казаков и герой мифологии папуасов Новой Гвинеи

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Николай Миклухо-Маклай — потомок Запорожских казаков  и герой мифологии папуасов Новой Гвинеи
Его предок Охрим во времена Хмельницкого был куренным атаманом и сражался в войске гетмана вместе с тремя сыновьями. Старший сын, Назар, влюбился в прекрасную полячку и перебежал к врагам, но его поймали и отец собственноручно его убил. Знакомая история?

Не удивительно – далекий потомок Охрима, Николай Николаевич, учился в Нежинской гимназии вместе с Гоголем. А его родного племянника мы чаще всего связываем не с Украиной, а с огромным тропическим островом, который больше всей Украины. На этом острове его, правда, считали прибывшим с Луны, но на таком расстоянии это практически все равно…

Впрочем, это семейная легенда, а что мы знаем о его предках точно? Его прадед, Степан Миклуха, жил в городе Стародубе. Сейчас он находится в Брянской области РФ, а когда-то был административным центром Стародубского полка Запорожского Войска, в котором Степан и дослужился до звания корнета. В 1846 году у него родился правнук — Николай. Его восприемником при крещении был генерал Ридигер, один из предков патриарха Алексия Второго.

Родители были поскромнее: отец – путейский инженер-капитан, мать – дочь полковника-немца и помещицы польки. Отец, правда, вошел в историю железных дорог тем, что был первым начальником Петербургской железнодорожной станции и вокзала. Правда, в итоге его уволили с этой должности и чуть не арестовали за то, что он послал 150 рублей ссыльному Тарасу Шевченко.

К какой же нации он сам себя относил? Вот его ответ газете «Сидней Морнинг Геральд» на этот вопрос: «Моя личность является живым примером успешного сочетания трех сил, которые испокон веков враждовали. Горячая кровь запорожцев мирно слилась с кровью их, казалось бы, непримиримых, гордых врагов-ляхов, разбавленной кровью холодных немцев. Чего в этой смеси больше или какая ее составляющая значимее во мне, судить было бы опрометчиво и, наверное, невозможно. Я очень люблю родину моего отца — Малороссию, но эта любовь не умаляет моего уважения к двум родинам родителей моей матери — Германии и Польши… Я не считаю, что какой- то из трех наций, составивших мою личность, мне следует отдать предпочтение».

Даже не окончив гимназии (занимался он в ней кое-как), он поступил вольнослушателем в Петербургский университет, но за участие в студенческой сходке, посещение университета ему запретили. Семья поднатужилась и отправила его учиться за границу, где он менял университет за университетом, изучая и в Гейдельберге, и в Лейпциге, и в Йене весьма мало связанные между собой предметы: от истории греческой философии — до учения о костях и сухожилиях, от геометрии — до политэкономии и от сельского хозяйства — до медицины, на которой в итоге более-менее и остановился.

Эрнст Геккель (слева) со своим ассистентом Миклухо-Маклаем на Канарских островах. Декабрь 1866 года

Большое и полезное влияние оказал на него его педагог, крупный ученый Эрнст Геккель, автор научного термина «экология». Он сделал бедного студента, порой откровенно голодавшего, своим ассистентом, навещал его в больнице, и даже в письмах к родным упоминал, что должен заботиться о своем русском студенте, у которого в Германии вообще никого нет.

Геккель взял своего ассистента в экспедицию по Средиземному морю и Канарским островам для изучения местной фауны. Сделанную там свою первую научную работу, он подписал уже новым именем – Миклухо-Маклай. Кстати, он использовал это якобы шотландское имя еще за четыре года до публикации, при первом появлении в Гейдельберге. Если уж быть точным, он подписывался «von Maklay» (были варианты и «von Mikloucho», и «von Mikloucho-Maclay») — хоть так показать этим немцам, что он все-таки дворянин…

Семейная легенда гласила, что шотландский наемник Михаэль Маклай попал к казакам в плен под Желтыми Водами, прижился там, женился на одной из сестер его предка по имени Грицько, и уже дальше их потомки жили под двойной фамилией. Фактами это не подтверждается – в сохранившихся церковных книгах ни слова о «Миклухо-Маклае» нет. Но ему так больше нравилось, и в итоге это прижилось. Ну их, эти факты – с ними скучно…

Его научной специальностью на время стало изучение губок. Он совершает экспедицию в Сицилию, а оттуда направляется на арабский Восток, где в те времена жизнь не мусульманина подвергалась реальной опасности. Он выучил несколько арабских слов, обрил голову, купил бурнус; даже молился Аллаху, как умел, но это его мало выручало. Однажды, во время плавания на какой-то тамошней большой лодке, его попутчики даже собрались выбросить неверного в море. От отчаяния он замахнулся на них микроскопом, и те в испуге разбежались – вдруг это еще хуже пистолета? Но, собранные там коллекции, до сих пор хранятся в Зоологическом музее.

Его научная специальность требовала дальних путешествий. Он представил в Географическое общество свой проект экспедиции на Тихий океан, который включал «не только исследования животных, но и антрополого-этнографические наблюдения». Нашлось достаточно меценатов – от коллег по географическому обществу, ссудивших его барометром, термометром и прочими приборами, до великих князей, добившихся приказа изменить ради экспедиции маршрут корвета «Витязь».

И вот, после долгого плавания, с посещением многих тихоокеанских островов, 20 сентября 1871 года, Миклухо-Маклай высаживается на побережье Новой Гвинеи. Они с командиром корвета договорились, что через год корабль вернется и, если исследователь будет жив, заберет его, а если нет – хотя бы его заметки в специальном герметическом цилиндре, оставленном в условленном месте.

Поначалу контакты с туземцами шли туго. Прибытие пришлось на день рождения кого-то из членов царствующего дома, и корвет дал салют, а папуасы, услышав непонятный грохот, естественно, разбежались. Потом туземцы посмелее стали навещать хижину Маклая. Они даже дарили ему подарки – местную еду, за которые он отдаривался как мог – ножами, гвоздями, бутылками, бусами и подобными ценностями. Это не было торговлей – даже получив совсем незначительный дар, туземцы не злились и не отбирали своих подарков.

Поначалу туземцы попытались напугать Маклая – замахивались на него копьями, грозили ударить. Маклай вынес на открытый воздух циновку и улегся спать – убивайте, мол, если не придумаете ничего более толкового. Такое бесстрашие произвело впечатление. Особенно хорошие отношения сложились у Маклая с туземцем, которого он называл Туй. Современные исследователи считают, что его имя правильно произносилось Тойя, но Маклая можно понять — чай, из России приехал…

С большим трудом Маклай осваивал местный язык – за все свое пребывание там он выучил примерно 350 слов одного туземного языка, а в ближних деревнях говорили еще минимум на 15-ти языках, которые он не понимал. Ему удалось вылечить Туя от последствий тяжелой травмы, и после этого его стали принимать в туземной деревне. Позже от него даже перестали прятать туземных женщин и детей, и в итоге устроили праздник трех соседних деревень, на котором его включили в местный социум. Теперь он мог не носить при себе свисток, которым предупреждал о своем появлении, чтобы местные женщины могли спрятаться.

Миклухо-Маклай с папуасом Ахматом. Малакка, 1874 или 1875 год

После этого его перестали звать «гаре тамо» — «человек в футляре» (Чехов тут ни при чем, имелась в виду одежда). Теперь к нему обращались «тамо русс» (понятно, что это значит) и даже «кааран тамо» — «лунный человек». Сам Маклай решил, что туземцы подумали, будто он прибыл с Луны. Но современные ученые считают, что это имя просто значило «человек с бледной кожей, цветом похожей на Луну».

Через год русский клипер «Изумруд» пришел забрать Маклая. Исцелившись от приобретенной на Новой Гвинее малярии, он продолжал свои исследования на Дальнем Востоке – островах Индонезии, Гонконге, Китае. В Гонконге его заинтересовала такая черта местного быта, как курение опиума, и он решил его изучить. За три часа он выкурил 27 трубок опиума – гораздо больше обычной дозы – и впал в прострацию, а потом у него несколько дней кружилась голова. Он опубликовал научную статью «Опыт курения опиума», но наркоманом не стал. Иначе это была бы уже не наука…

Его исследования были опубликованы и сделали новую Гвинею популярной в России. Нашлись спонсоры новой экспедиции, и в 1876 году он высадился неподалеку от своей первой стоянки. Около своего дома он разбил огород. Выращенные в нем овощи и злаки стали заимствовать и туземцы, включив их в свой рацион. А Маклая стали называть «тамо боро-боро» — большим человеком и начали мифологизировать, как своего культурного героя.

Столкнулся он там еще и с европейскими пиратами и работорговцами и задумался о необходимости защиты туземцев от них. Когда за ним с годичным опозданием все-таки пришел корабль, он собрал окрестных папуасов, предупредил их, что при появлении непонятно каких кораблей белых людей лучше поначалу скрываться, и даже сообщил им специальный знак, который даст папуасам понять, то приплывшие белые – его друзья и он за них ручается.

Немало времени после своего второго путешествия он провел в Австралии, и в итоге женился там на дочери премьер-министра австралийской колонии Новый Южный Уэльс – Маргарет Робертсон-Кларк. С ней он вернулся в Россию, где прочел несколько лекций о своих путешествиях, вызвавших немалый интерес. Слушатели отметили, что после своих двенадцатилетних скитаний он довольно плохо говорит по-русски, время от времени вставляя в речь иностранные слова, взамен забытых русских.

Он был принят даже царем Александром Третьим – так велик был интерес к его работам! Он начал выдвигать идеи колонизации Россией «Берега Маклая» – так он назвал место, в котором высадился. Впрочем, ему виделся и своеобразный «этнографический заповедник» в этих краях, под протекторатом какой-то великой европейской державы – Англии или Германии. В итоге, он отправился в третье свое путешествие на корвете «Скобелев» (это был тот же «Витязь», на котором он прибыл туда впервые – ему сменили имя) в 1883 году.

Он прибыл в разоренную местность, в которой часть знакомых ему деревень была заброшена после войн с жителями соседних гор. Он высадил ранее там неизвестные манго, апельсины, лимоны и хлебные деревья, а зерна кофе велел передать горцам и сказал, то Маклай велел их выращивать. Отплывая домой, Маклай сказал туземцам, что в будущем навсегда поселится здесь. Но военные моряки его идею не одобрили – зачем русскому флоту угольная стоянка, на которую, пока доплывешь, весь принятый на борт уголь и сожжешь? В итоге так и не появилось у России тихоокеанской колонии…

Вскоре он вернулся с женой в Россию, но прожил там недолго – за время своих скитаний он постарел, ослаб и, не дожив до 42 лет, скончался от раковой опухоли. Его вдове оплатили проезд до Австралии и назначили пожизненную пенсию в 5000 рублей в год, которую выплачивали из своих личных средств сначала Александр III, а потом Николай II – естественно, до 1917 года. Она вернулась на родину и пережила мужа на 48 лет.

Его научное наследие остается актуальным в первую очередь, как доказательство видового единства человечества. При его жизни немало натуралистов считало, что разные расы произошли от разных предков и являются разными биологическими видами. Его исследования достаточно убедительно это опровергали, противостоя взглядам, гораздо более удобным для оправдания колониализма и поэтому гораздо лучше оплачиваемым. А в языке туземцев бонгу, с которыми общался Маклай, до сих пор остались слова «тапорр», «абрус», «гугруз», «бик» — и топоры, и арбуз, и кукурузу и быков им привез «белый человек с Луны».

Память о нем хранят многие народы и даже все человечество в целом.

ЮНЕСКО в 1997 году специальным постановлением провозгласило его гражданином мира. Берег Маклая продолжает носить его имя. В Малине Житомирской области, Севастополе и Джакарте ему установлены памятники, в тех же Малине и Севастополе, да и Батурине, бывшей казачьей столице, работают его музеи. В 1947 году о нем сняли советский фильм, а в 2003 году именно его приключения стали основой сюжета первого украинского мюзикла «Экватор».

Думаю, что жизнь с таким сюжетом еще станет источником вдохновения для многих произведений. Вот только — что доверять им будут не особенно. Трудно поверить, что маленький худощавый человек, которые при росте в 171 см весил всего 44 килограмма, был способен на такие дела. А ведь был на самом деле!

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: