КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Шмуэль Агнон (Чачкес) — Нобелевский лауреат по литературе из Бучача Тернопольской области

Делайте что хотите, но именно Украина — самая большая страна, находящаяся целиком на европейском континенте. Даже сейчас. Дания существенно больше, но это если учитывать огромную Гренландию, которая всё-таки остров. Россия и Турция тоже больше Украины, но их азиатские части территории больше европейских.

Совершенно естественно, что на такой немаленькой территории рождались росли и формировались выдающиеся деятели многих разных культур, а не одной-единственной. Если кто-то не знает, что с этим делать, могу подсказать — радоваться надо. Все они — наша гордость, богатство, слава и ресурс.

Возьмем, к примеру, такое общепризнанное свидетельство успеха в литературе, как Нобелевская премия.

Думаете, на украинской земле не рождались нобелиаты? Как бы не так — с 2015 года их даже двое, добавилась Светлана Алексиевич, уроженка Станислава, ныне Ивано-Франковска. 

Но еще в 1966 году нобелиатом стал уроженец небольшого райцентра Тернопольской области.

Теперь это гордость израильской литературы и вообще ивритоязычный писатель номер один. В общем, как говорили еще совсем недавно, человек, хорошо известный не только в нашей стране, но и за рубежом.

Родился он в 1888 году, еще в Австро-Венгрии, но еще при его жизни Бучач успел побывать под властью и Российской империи, и снова Австро-Венгрии, и ЗУНР, и Польши, и РСФСР, и снова Польши, и СССР, и Германии, и снова СССР, а после его смерти стал украинским.

Такое уж время, как раз для внутреннего туризма — путешествуешь из страны в страну, не сходя с места…

При рождении он носил имя Шмуэль Йосеф Халеви Чачкес — практически однофамилец Мони Цацкеса, героя романа Эфраима Севелы, отличия суть нюансы произношения.

Его отец был раввином, но при этом еще и подрабатывал торговлей то ли мехом, то ли скотом, в разных источниках по-разному — как тот фольклорный персонаж, который, если бы стал царем, то жил бы лучше царя, потому что еще бы и немножко шил.

Мать его была образованной женщиной, именно благодаря ей он хорошо ознакомился с немецкой литературой, да и дед его по матери, купец Иегуда Фарб, был человеком начитанным и многому научил внука.

Как и положено сыну хасида, учился он в хедере, и больше нигде. Хасиды — сторонники особого течения в иудаизме, достаточно консервативного и в то же время романтического, пытающегося постичь Б-га (напишем уж, как в иудаизме принято, там это слово полностью писать нельзя) больше не разумом, а чувствами и эмоциями.

Минимум один старинный хасидский нигун, разновидность принятого в хасидизме религиозного песнопения, знаем мы все — это «Хава нагила», в переводе с иврита это значит «Давай возрадуемся», слова из 24-й строки 117-го Псалма.

Не уверен, что это знали такие исполнители, как Дин Рид, Элвис Пресли, Рафаэль, Филипп Киркоров и Иосиф Кобзон, но исполняли ее они очень эмоционально, совершенно в хасидских традициях. Даже несмотря на то, что вроде бы они не все были хасидами…

Начитанный ребенок обычно не только читает, но и сам пишет. Уже в восемь лет мальчик стал писать свои первые рассказы — поначалу на идише, разговорном языке евреев того времени, потом и на иврите, тогда языке священных книг.

Также он прекрасно знал польский и немецкий — без этих языков в Бучаче того времени тоже было, как в филармонии в заляпанной спецовке: могут и не выгнать, но неодобрительно коситься будут наверняка.  

Наверное, это только к лучшему — буквально на днях пришло сообщение об открытии испанских ученых. Оказывается, что люди, владеющие двумя языками, болеют страшной болезнью Альцгеймера на 50% меньше, чем владеющие только одним языком.

Так что, помимо всего прочего, двуязычие еще и спасает от старческого маразма. А для человека, владевшего множеством языков, эта угроза вообще была ничтожной…

Уже в ранней юности он стал активным сионистом — сторонником обретения евреями национального очага на их исторической родине.

Тогда это еще не подразумевало непременного образования собственного государства — многие считали, что достаточно купить землю, на которой в те времена населения было чуть-чуть, и получить там определенную автономию под властью турецкого султана, у которого в титуле всегда находились слова «защитник евреев». Жизнь эту позицию со временем очень сильно скорректировала…

Интересно и то, что сын хасида стал сторонником сионизма — хасиды сионизм совершенно не жаловали, обвиняя сионистов в том, что они пытаются подменить собой Мессию, который без всякого сионизма освободит евреев от ига и воцарится в Иерусалиме. 

Да и к ивриту хасиды относились только, как к священному языку богослужений, совершенно не одобряя его использование для суетных житейских бесед. Тем не менее, конфликтов в семье Чачкесов по этому поводу не возникало — во всяком случае, заметных.

Еще совсем молодым, восемнадцатилетним, Шмуэль Чачкес отправляется во Львов, где сотрудничает в еврейской газете.

Но в скором времени встает вопрос о его призыве в армию Австро-Венгрии, что его почему-то совершенно не радует. И он поступает так, как подсказывают его сионистские убеждения — перебирается в Иерусалим.

Тогда это было гораздо проще, чем лет через 60-70 — ни тебе увольняться с работы, будучи предварительно оплёванным на открытом партсобрании, ни заполнять массу бессмысленных бумажек в ОВИРе, зная, что минимум пять раз заставят все переделывать, придираясь к пустякам, ни подвергаться злобным унижениям на таможне никому было даром не надо — красота!

Там он работал секретарем еврейского суда и продолжал публиковаться. В 1909 году у него вышла повесть «Покинутые жёны», на иврите «Агунот». Повесть заметили, и это подтолкнуло его к выбору псевдонима, под которым его и узнал мир — «Агнон», то есть «Брошенный».

Позже он взял себе фамилию Агнон и официально. Логичный псевдоним для покинувшего родной город — новую родину обрести можно, но процесс это долгий и не безболезненный.

Кстати, всю дальнейшую жизнь он говорил, что в его сердце живут две родины — Бучач и Иерусалим.

А его внучка Яэль Блау не поленилась посчитать, сколько раз Бучач упоминался в произведениях ее деда. 1790 раз — этого не может быть просто так!

Но в те времена центром еврейского литературного процесса была еще отнюдь не Палестина, а страны диаспоры, в первую очередь Центральная и Восточная Европа, и особенно Германия — сейчас это даже как-то коробит, но это так!

Кайзер любил евреев, охотно жаловал им дворянство, евреи ощущали Германскую империю своей родиной и не менее храбро, чем сами немцы, сражались за нее в Первую Мировую войну — понимаю тех, кто не сразу поверит, но советую им проверить, всё так и было.

В Берлине Агнону очень везло на сотрудников и коллег. Собирая хасидские предания, он активно сотрудничает с замечательным философом Мартином Бубером (надо непременно рассказать о нем в этой рубрике, он тоже уроженец Украины) и основывает вместе с ним журнал «Дер юде» — да-да, в Берлине, но еще до начала Первой Мировой, это ж надо…

А еще более важным было знакомство с еврейским издателем Залманом Шокеном, который высоко оценил талант Агнона и предложил ему пятилетнюю стипендию в обмен на редактирование антологии еврейской литературы, занятие необременительное и оставляющее ему достаточно времени для собственного творчества.

Это сотрудничество продлится десятилетия и будет поразительно результативным.

Жизнь из одной литературы никогда не состоит и состоять не может.

Попав в дом богатого банкира с политически неоднозначной фамилией Маркс (уж не родич ли — тот тоже был из еврейской семьи, хотя крестился и от напоминания о своих корнях просто срывался с гвоздя) в качестве учителя его дочери Эстер, он быстро нарушил принятые ныне принципы педагогической этики и начал ухаживать за своей ученицей.

Банкир поначалу и слышать не хотел о браке наследницы с нищим учителем, но убедился, что тот достаточно перспективен и сменил искренний гнев на брезгливую милость — ну пусть его… 

Так что в 1919 году Агнон обретает супругу, а чуть позже, в положенные сроки — сына и дочь. Кстати, его жена оказалась двоюродной сестрой жены гения психоанализа Эриха Фромма.

Это не мир тесен — это прослойка узка…

Вскоре возникает, но еще десять лет отлёживается в столе, появившись в печати только в 1931 году, одно из самых значительных его произведений — «Свадебный балдахин».

По жанру это классический плутовской роман. Герой его, бедный еврей, у которого есть дочки, но нет приданого, чтобы выдать их замуж, путем головокружительных авантюр, сомнительных хитростей и прямого подлога, все-таки пристраивает свой залежалый товар. 

Точная передача уходящего быта местечек и атмосфера грустного остроумия хасидских притч в интерпретации Агнона оказалась общечеловеческой и близкой всем читателям — евреям и неевреям.

Кто-то справедливо заметил, что, хотя и нельзя судить о нации по ее отдельным представителям, в этом случае всё вышло наоборот: Агнон самобытно и правдиво представил свой народ так, что заинтересовал весь мир.

В 1924 году, после большого бедствия — пожара, уничтожившего его дом вместе с множеством рукописей, из которых далеко не все писатель смог восстановить — Агнон покидает безрадостную послевоенную Германию навсегда и поселяется в Иерусалиме.  

В 1929 году во время арабского мятежа его дом разграбили, и он построил себе новый, в котором и прожил до конца жизни.

Агнон много пишет, тот же Залман Шокен аккуратно и качественно его издает. Особо заметен оказался его роман, изданный в 1937 году, который в ряде переводов называется «Ночной гость», а в других переводах «Путник, зашедший переночевать» — о возвращении после долгого отсутствия в родной Бучач, названный там Чибучем, и о том, как необратимо он изменился, как и многие местечки.

Впрочем, разве менее интересен его роман «В середине морей» или сборники рассказов? В общем, Агнон становится заметной фигурой мирового литературного процесса.

В 1938 году Залману Шокену приходится бежать из Германии (хорошо еще, что успел!), он перебирается в Тель-Авив, но продолжает издавать произведения Агнона. А позже Шокен открывает филиал своего издательства в Нью-Йорке и публикует книги Агнона на английском, что еще больше помогает его мировой известности.

Не забывающий родной Бучач, Агнон во многих произведениях затрагивает украинскую тематику, преимущественно галицийскую — и в уже упомянутых, и в «Простой истории», и во многих других.

Литературоведы находят, что творчество Гоголя и Коцюбинского вполне заметно повлияло на творчество Агнона. Вполне возможно — земляки всё-таки…

Особо следует выделить рассказ, называющийся по-украински «Бартка Довбуша» (русский перевод названия «Клинок Довбуша» не совсем удачен, «Топорик Довбуша» было бы, пожалуй, точнее).

В нем еврейские фольклорные мотивы непосредственно сопрягаются с украинскими — главный его герой Олекса Довбуш, легендарный опрышек, закарпатский благородный разбойник, грабящий богатых и помогающий бедным (не грабить же бедных, у них ничего нет!), лично мне известен из украинских народных сказок, прочитанных еще до школы.

Согласно этому рассказу, Довбуш решил ограбить местечко Коломыю, ворвался в дом реба Арье, как раз освящающего вино для субботней трапезы, и ударил его по руке. Вино плеснуло на его топорик, и с тем пор он не мог нанести никому удара до исхода субботы.

А Довбуш ел и пил с ребом Арье, благословил его и ушел, не причинив вреда. Как и положено в грустном местечковом фольклоре, защищающимся от врагов разве что мечтами о чуде.

Тем временем закончилась Вторая Мировая война, образовалось государство Израиль, а Агнон все сидел в своем доме на иерусалимской улице Клаузнер и писал. И все чётче складывалось в Израиле мнение, что главный писатель страны — это Агнон и есть.

В итоге, когда поблизости от него началась стройка, мэр города Тедди Коллек приказал установить возле его дома доску с надписью: «Соблюдайте тишину — Ангон работает!». Попробуйте представить себе в Киеве подобную доску с именем кого-либо из украинских деятелей искусства, а потом подумайте, кто же у нас недорабатывает — творцы или администрация…

В 1966 году Агнон получает высшее признание для творческого человека на этой планете — Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «за глубоко оригинальное искусство повествования, навеянное еврейскими народными мотивами».

Сам он отнесся к этому известию достаточно спокойно, пошутив о том, что «часть Израиля не знала меня, а другая — Нобеля, вот мы с ним и прославились». Нобелевской лекции он не читал, но в речи при вручении премии подчеркнул влияние Талмуда и других религиозных еврейских книг на его творчество.

Некоторые считают, будто в последние годы он грустил о том, что описанный им быт исчезает с лица земли, а вместе с ним уходят и его читатели. Это чувство можно понять — родные ему местечки больше не возродятся такими, как были — прогресс их расшатал, а Холокост истребил почти полностью.

Но чувства и мысли их жителей навсегда останутся с человечеством, и проза Агнона стала этому гарантией.

Да, все так, как в ярком стихотворении Наума Коржавина:

Мир еврейских местечек — ничего не осталось от них.
Будто Веспасиан здесь прошелся в пожаре и в гуле.
Сальных шуток своих не отпустит беспутный резник,
и, хлеща по коням, не споет на шоссе балагула

Некуда от этого деваться. Но в том, что мы такие, как мы есть, а не иные, не мала роль жителей этих местечек, персонажей Шмуэля Агнона. Без них мы были бы иными, и забывать их нельзя, а проза Агнона нам это сделать и не даст.

В 1970 году Агнон покинул этот мир, удостоившись в Израиле всех мыслимых и немыслимых почестей (разве что без медали «За спасение утопающих», за все остальное я просто не ручаюсь). Есть улицы, названные его именем, мемориальные доски, дом-музей, начнет Израиль строить космические корабли — уверен, что один из них назовут «Шмуэль Агнон».

Даже нет ничего удивительно — светскую литературу на иврите создал именно он, и его роль в выработке литературного языка иврит сравнима с ролью Пушкина в русском языке или Котляревского в украинском.

Более того, ходовая израильская шутка «хотел бы себе Агнона» никакого отношения к литературе не имеет — просто именно он изображен на израильской купюре в 50 шекелей, что при нынешнем курсе 8 гривен за шекель не так уж мало. С 2016 года она не в ходу, но ее коллекционная ценность только выросла.

Память Агнона чтут во всех концах планеты — марку с его изображением выпустил не только Израиль, но даже Республика Антигуа и Барбуда (вы слышали о таком государстве? А там об Агноне слышали…). Так что насчет Украины не сомневайтесь — Агнона помнят и чтут, особенно в родном Бучаче, который он ставил с Иерусалимом наравне.

В Бучаче есть улица его имени, та, на которой он и родился, установлены мемориальная доска и памятник ему, открыт Литературный центр его имени. В 2002 году в Тернополе прошли Нобелевские чтения, посвященные ему. И это только начало — хорошие книги живут долго. И чем дольше они живут, тем крепче становятся. А не наоборот.

P.S. И даже о литераторах-нобелиатах, имеющих отношение к Украине, я просто не успеваю улавливать все новости. Буквально на днях Нобелевскую премию по литературе получила Луиза Глюк. Так вот, ее тётя по отцу — жена родного брата великого экономиста, автора понятия «ВВП» Саймона Кузнеца, о котором я уже писал в этой рубрике. Подождем новых сообщений…