ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ШКОЛЫ И ПОДВОДНЫЕ КАМНИ: как продавать вдохновение и остаться самим собой? (Часть III)

фото: afisha

Часть I 

Часть II

Новый арт-проект «Сiль-Сoль» открывает массовой аудитории доступ к произведениям искусства, представляющим широкий спектр украинских художественных направлений и школ. Отцы проекта — известные галеристы — Евгений Карась и Марат Гельман.

На страницах Huxley Марат Гельман рассказывает о художественных школах и искушениях, которые поджидают художника на пути к успеху.

Когда говорят о современном арт-менеджменте, то в первую очередь делают акцент на художественных институциях: музеях, галереях, выставках… Однако, было бы несправедливо игнорировать и влияние школ, которое они оказывают на художественную среду.
По большому счету, школа сегодня – это тоже институция. Но так было не всегда. Был непродолжительный по историческим меркам период, когда между школой и художественной жизнью возник огромный разрыв. Примерно с 60-х по 90-е  в искусство массово приходили художники, которые имели какое угодно – философское, архитектурное, литературное – но только не художественное образование. Говорить о том, что школа каким-то образом повлияла на карьеру этих художников, было бессмысленно, ввиду ее отсутствия.  Нужно сказать, что в этот период художественная школа в целом очень сильно отставала от требований времени, не успевая реагировать на те сдвиги, которые происходили в культурном сознании эпохи. Положение изменилось, и о роли школы опять заговорили всерьез, когда мир открыл для себя «новую британскую волну». Неожиданно выяснилось, что все ведущие художники этого направления учились на одном курсе. 

 

На сегодняшний день в мире фактически существует всего четыре типа художественных школ,
имеющих четкую географическую и национальную привязку.

Немецкая школа. Можно сказать, что это – традиционная школа, уходящая корнями в «классическое прошлое». В этой концепции главная роль отводится личности Учителя.   Есть признанный мастер, который набирает под себя учеников. Если ты хочешь учиться непременно у Гюнтера Юккера, а в этом году можно поступить только к Нео Рауху, тебе придется ждать следующего года. Это система, в которой студент в первую очередь выбирает себе наставника, а высшее образование как система знаний считается вторичной. С моей точки зрения, главный риск такого подхода связан с тем, что в самом начале карьеры ты выбираешь себе художественную стратегию, которую в последствии достаточно сложно изменить. Но есть и безусловный плюс: наблюдая как работает большой Мастер, ты взращиваешь свою собственную индивидуальность.

Американская школа. Типичное учебное заведение этой школы – Уитни арт-скул. Здесь ставка делается на звездный профессорский состав, который набирается по всему миру. От преподавателей здесь требуются глубокие знания и специализации в какой-то конкретной области. Например, лекции о русском искусстве здесь никому не нужны.  Ты какими конкретными художниками занимался? Вот, и рассказывай студентам только то, в чем ты максимально компетентен. А общие знание о русском искусстве они в состояния наработать самостоятельно. Это дорогое, очень глубокое и качественное образование. Его можно рекомендовать тем художникам, которые ранее уже получили какое-либо высшее художественное образование.

Лондонская школа. Как только ты приходишь в эту школу, то фактически сразу встраиваешься в художественную среду. Можно сказать, что профессура в классическом виде здесь отсутствует. Преподаватели, которые читают лекции, это менеджеры самой школы или представители художественной среды Лондона, в которую ты с головой окунешься, начиная с первого курса. Учебный план как таковой отсутствует, можно свободно подрабатывать в лондонских галереях, обсуждать свои работы с галеристами и кураторам, которые по совместительству являются твоими учителями.

Скандинавская школа.  Это скорее  даже не школа, а мультидисциплинарный университет, основная задача которого –  дать будущим художникам, музыкантам, кинорежиссерам базовое гуманитарное образование высокого качества.   То есть, не делается специальный упор, чтобы сделать из тебя художника, хотя технически у тебя есть все возможности, чтобы совершенствовать свое мастерство.  С моей точки зрения, студенты здесь представляют нечто среднее между художником и ученым. К своему творчеству они относятся как к научному проекту. Хотя, на мой взгляд, научный и творческий подход требуют совершенно разного типа мышления. Ученый сосредоточен на поиске общих универсальных закономерностей, а художник — на раскрытии индивидуального. Впрочем, чересчур критично к этой школе относится не стоит: большинство арт-проектов довольно прагматичны, у них, как правило, есть бизнес-план, конкретный бюджет, заказчик и выгодополучатель.

Постсоветское пространство. Здесь художественной школе как институции,  до сих пор не уделяется должного внимания и она находится в затяжном кризисе. Прежде всего, он выражается в том, что обучение базовым навыкам ремесла, например, технике рисования, было полностью передано из высшей школы в среднюю. Считается, что, когда ты приходишь в высшее художественное учебное заведение, то по умолчанию в совершенстве владеешь ремеслом. Но, если ты пришел в высшую школу и неожиданно для себя обнаружил недостаток каких-то ремесленных навыков, то это твоя личная проблема, а не проблема системы образования. И для тебя существует единственный выход: брать факультатив. По большому счету, единственный ресурс, на который может рассчитывать наш художник, – это его индивидуальность. Ситуация полностью не безнадежна только потому, что в большинстве случаев 90% успеха художника – это он сам, его талант и воля. Оставшиеся 10% приходятся на стратегию продвижения и институции, хотя порой и они могут оказаться решающими.  

Осторожно — гранты!
Хорошо, что с каждым годом художников становится все больше. Но к сожалению, это не вся правда. Нужно честно признаться, что сегодня даже очень хороших художников в мире переизбыток. Их число намного превышает реальную общественную потребность. В этом месте обычно возникает неловкая пауза, и тогда я рассказываю такую историю… Когда-то, по примеру своего отца, драматурга, я хотел стать писателем. Я потратил на это года четыре, жертвуя временем и семьей.  Но, при всем желании и настойчивости, писателя из меня так и не вышло – издатели категорически отказывались меня публиковать. В конечном итоге, я адекватно оценил ситуацию и, когда началась перестройка, навсегда отказался от идеи сделать писательскую карьеру. И слава Богу, потому что в дальнейшем я прожил достаточно счастливую жизнь.

А теперь, представим, что какой-нибудь фонд выдал мне тогда, как молодому писателю, щедрый грант. Потом следующий грант, и так далее. Это, конечно, сильно бы облегчило мне жизнь и дало возможность писать, не думая о деньгах. В конце концов, через много лет я бы состоялся как писатель, но, увы, довольно посредственный. Как ни печально, но в этом мире и без меня слишком много несостоявшихся писателей, музыкантов, художников. Поэтому, я бесконечно благодарен судьбе, что в свое время на моем пути не появилось фонда, который бы меня поддержал.

При этом, я ни в коем случае не хочу сказать, что фонды, которые поддерживают талантливых творческих людей — это плохо. Они, безусловно, делают благородное и важное дело. Однако для меня очевидно, что сегодня некоммерческое направление в развитии искусства требует реформации. Потому что появился целый класс художников, у которых составлять грантовые заявки получается гораздо лучше, чем творить.

Перекосы в менеджменте некоммерческих проектов приводят к тому, что критерием успеха становится не талант, а прохождение конкурсного отбора и получение гранта. Художник в итоге больше напоминает лишенного яркой индивидуальности бюрократа, чем незаурядную творческую личность. 

Резиденции, гранты и другие нерыночные отношения в сфере культуры, породили даже такое понятие как «тематизм»: когда тиражируются похожие работы, которые с большой долей вероятности могут получить финансирование.

Художник и рынок: кто кого?
Технологии не стоят на месте – цифровизация и диджитализация оказывают сегодня сильное деформирующее воздействие на художественную среду. В какой-то момент рынок начинает требовать таких подходов к искусству, которые изначально ему не имманентны. Например, появляется все больше художников, которые используют возможности новейших компьютерных программ, работают с фото- и видеокамерой. Они выдают принципиально тиражный продукт, который предназначается в основном для медийного диджитал-сегмента. Вместе с тем, рынок произведений искусства традиционно ориентирован на нетиражируемую уникальность, существующую в единственном экземпляре.

Традиционный потребитель по-прежнему предпочитает то, что создано художником с помощью кисти, масла и холста.  Среди требований, которые он предъявляет – долговечность: мы знаем, что срок жизни таких полотен насчитывает сотни лет. Кроме того, он весьма чувствителен к уровню персонификации – к имени художника, его личному бренду. Однако, под воздействием новых трендов, эти требования к произведениям искусства все больше размываются: художники нередко выступают либо группой, либо анонимно.

Рынок пластичен, и он все больше подстраивается под общую конъюнктуру. Взять хотя бы арт-группу «Синие носы». Ее фотовыставки, работы в жанре видео-арта и перфоманса неоднократно вызывали неприятие и резкую критику. В течение пяти лет мы не могли продать ничего из того, что они делали. И вдруг плотину прорвало – в последующие десять лет было продано около трехсот их видео-работ.

Нужно согласиться с тем, что зачастую рынок предъявляет художнику неорганические для него требования, которые сильно искажают его неповторимое, уникальное видение мира.  Достаточно посетить Венецианскую биеннале или Арт-Базель, чтобы признать: влияние рынка на искусство может быть как положительным, так и отрицательным.

__________________________________________________

Реальность часто требует от современного художника много такого, что напрямую не связано с творчеством. Он должен не чураться коммерции, быть немного бюрократом, уметь выстраивать систему продвижения, используя институции.  Но при этом главная трудность и одновременно главная задача художника – сохранить и развивать свою творческую индивидуальность. В этом я абсолютно убежден.

 

ДОСЬЕ HUXLEЎ

Марат Гельман на сегодняшний день — самый известный на постсоветском пространстве коллекционер, галерист и арт-менеджер. Считается первым арт-дилером в СССР. Гельман высоко ценит украинское искусство и, продвигая его, прилагает системные усилия, чтобы вписать его в международный контекст. Как куратор и галерист, начинал свою деятельность с открытия в 1992 году выставки «Южнорусская волна», где были представлены работы выдающихся украинских художников. В своей профессиональной деятельности много внимания уделяет гуманитарной инженерии на уровне государств и регионов. С 2014 года проживает в Черногории, где работает над проектами трансформации культурного статуса этой страны. Активно поддерживает и развивает новый арт-проект «Соль-Сіль», который открывает массовой аудитории доступ к произведениям искусства, представляющим широкий спектр украинских художественных направлений и школ.