КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Александр Безредка — выдающийся иммунолог и микробиолог, родом из Одессы
Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Photoshop
ЗНАМЕНИТЫЕ ЗЕМЛЯКИ
В этой рубрике более полусотни персоналий, и будет еще больше. Что между ними общего? Ну, разумеется, то, что они все родились в нашей стране, либо долго жили здесь, либо их предки оттуда родом. Это, так сказать, исходные данные.
А что еще? Выборка не маленькая, люди разные. Мужчины и женщины, технари и гуманитарии, сангвиники и флегматики, везунчики и неудачники, обаяшки и мизантропы — на любой вкус найдутся…
Но что-то, их объединяющее, проглядывается совершенно отчетливо.
КРАЙНИЕ
Почти все они (если не сами, то покинувшие страну предки) оказывались когда-то нежелательными типами. Подозрительными личностями. Сомнительными знакомствами. В общем, крайними.
Каждый — по какой-то конкретной причине. Представитель враждебного класса. Имеющий нежелательную национальность. Придерживающийся иной религии. Получивший не то образование. Говорящий с домашними не на том языке. Не матерящийся при дамах. Блондин среди брюнетов. Шатен среди блондинов. Рыжий среди почти всех.
Кажется, что для шпыняющих его в этом нет никакой конкретной пользы, один вред. Ан нет — польза всегда есть, обычно мелкая, противная и легко сводящаяся к власти или деньгам. Поскольку власть — это и есть деньги, то только к деньгам.
А вот краю, в котором такие обычаи завелись, всегда только вред, причем огромный. Обычно, чем громче при этом вопят о его пользе, тем больше вреда.
Вот с самими крайними — интересней. Обычно им от таких игр, как и следовало полагать, очень плохо. Но не лучшим из них. Тех приходится выталкивать настолько мощно, что этот толчок придает им новое ускорение.
Впрочем, месту, откуда их вытолкнули, от этого не легче. Все будут отлично понимать, что поделом, но все равно стенать: «Господи, за что?».
ДЕТСТВО И СЕМЬЯ
Вот и Александр Михайлович Безредка сначала ни о чем таком особо не задумывался. Родился он в 1870 году в городе Одессе, в котором так уж повелось, что пока не придут указания из одной из пяти ее столиц — Питера, Москвы, Харькова, Киева или Бухареста — практически никого крайним не считали.
Хотя уже с его отцом было что-то не так. Больно редкая у него была специальность — преподаватель и переводчик, причем с такого языка, на котором тогда в быту и разговаривать было не принято.
Иврит в те времена еще не был государственным языком вызывающей всеобщий интерес (хотя и с разными знаками) страны. Только — язык Священного Писания и религиозной иудаистской литературы. В быту на нем практически не говорили.
Поскольку в Одессе народа, считающего именно книги на иврите священными, в те времена была примерно треть, ничем особенным его папочка Элимелех, которого иноплеменные знакомые все равно по умолчанию звали Мишей, не выделялся.
Законопослушный гражданин и верный супруг, даже подписывающий свои труды не всем понятным псевдонимом Иш-Нооми («Муж Нооми»), был не хуже прочих. Усердно трудился, воспитывал, как умел, единственного сына, и мечтал дать ему хорошее образование — дальше все должно было получиться само собой.
НАЧАЛО УЧЕНЬЯ
Хотя по его скромным заработкам это было не так просто, денег на обучение ребенка в гимназии он наскреб. На какую именно, нигде не нашел, но Ришельевская гимназия для него была, пожалуй, дороговата.
А Вторая, на Тираспольской угол Новосельского, вполне по карману, и не особенно дальше — жил он в доме на Коблевской 36, недалеко от Соборной площади. Кстати, в том же доме, что и великий бактериолог Владимир Хавкин — это же надо было так подгадать!
В общем, гимназию он окончил. Более того, поступил в Новороссийский университет (ныне Одесский). Физмат, кафедра естественных наук — от будущей специальности не так уж и близко.
Но по ходу занятий он увлекся химией — немудрено при таком педагоге, как Николай Зелинский, человек, который изобрел противогаз, да еще и патента специально не взял, чтобы все могли спасать свою жизнь бесплатно. За работу, выполненную под его руководством, Безредка даже получил от ректората золотую медаль.
От химии до медицины уже поближе, и возникший у Безредки интерес к медицине вполне естественен. Уже с университетским дипломом в кармане, он собирается получить еще одно высшее образование и стать врачом.
ЗАПРЕТ НА ПРОФЕССИЮ
Тут-то и выясняется, что Александр Безредка, оказывается, крайний! Заведомо виновный, очень подозрительный, на врача практически не обучаемый. Иудей потому что.
После убийства Александра II, новый царь Александр III перепугался примерно так, как обычно пугаются могучие мужчины огромного роста (193 см — и по нашим временам немало), в юности без труда гнущие пальцами монеты и ломающие подковы. То есть со всей силы.
Он решил, что пришла пора спасать Россию. Поскольку «спасай Россию» — это лишь последние два слова известной поговорки, он вовсю принялся вводить в действие первых два ее слова. Одним из результатов этого стала «процентная норма» — евреев в университет брали, но в ничтожных количествах, а на медицинские факультеты не брали практически никого.
На протяжении столетий врачи-иудеи лечили больных (причем очень часто — христианских и мусульманских владык), лечили хорошо — иначе бы их и не звали, а при Александре III вот испугались, что они своим больным будут еще и талмуд читать, от чего их здоровью причинится великий вред.
Не взяли Безредку и в Киевский университет, и в Московский — норма! Правда, бесповоротного отказа он не услышал, даже добрый совет получил. Креститесь, мол, жалко вам, что ли? Сразу поступите и будете заниматься своей медициной, сколько душе угодно.
Креститься Безредка категорически не хотел. Если бы хотел, крестился бы и без такого побудительного мотива. А отказываться от религии отцов не из внутреннего убеждения, а ради мелких бытовых удобств ему было еще и противно, и трудно его не понять.
Впрочем, в советское время многие вузы придерживались незаконной и негласной процентной нормы, отличающейся лишь тем, что было бесполезно креститься, принимать буддизм или переходить в ислам — что в пятой графе записано, то и было на всю жизнь. Хотя за большие деньги переписывали и это…
ПУТЬ В СОРБОННУ
Александра Безредку, оказавшегося в Российской империи подозрительным и нежелательным, просто толкали проверить, окажется ли он таковым и в другой стране.
Базирующаяся во Франции организация «Альянс израелит универсель», одной из целей которой было повышение образовательного уровня евреев, предоставило ему стипендию для обучения в Париже.
Уровень его образования показался там достаточно высоким, чтобы быть зачисленным сразу на второй курс медицинского факультета Сорбонны, которую он благополучно и окончил в 1897 году.
Его религиозные взгляды французской профессуре ну ни чуточки не помешали. Не уверен, что они вообще знали, каковы эти взгляды. Они даже на то, что это бывший подданный Российской империи, злобного врага великого Наполеона, ни малейшего внимания не обратили.
Откровенно политически безграмотный народ — как сорбоннский отдел кадров их на работе держал, ума не приложу…
ИНСТИТУТ ПАСТЕРА
По ходу обучения он еще и подрабатывал препаратором в одном парижском НИИ, заместителем директора которого работал его земляк-одессит. Звали его Илья Мечников, а сам НИИ назывался Пастеровский институт. В нем он и остался работать, когда закончил институт. Так до конца жизни там и проработал.
Его основные научные интересы были посвящены и сейчас до конца не решенной, а по временам пандемии вообще животрепещущей проблеме — иммунитету. Для Пастеровского института, одной из «коронок» которого как раз и была разработка вакцин против таких ужасных заболеваний, как дифтерия, столбняк и бешенство, это было более чем уместно.
Шеф Безредка, Мечников, получил Нобелевскую премию за свою фагоцитарную теорию иммунитета, в итоге доказавшую свою истинность в борьбе со своей альтернативой — гуморальной теорией.
Этим исследованиям была посвящена книга Безредка «История одной идеи», которую в 1926 году переиздали даже в СССР, стране, для которой Безредка был даже более чужим и подозрительным, чем для царской России. Потому что еще и эмигрант.
Сам же Безредка развивал теорию так называемого местного иммунитета. На ее основании он пришел к выводу, что только определенные клетки организма наиболее восприимчивы к определенным микробам: клетки кожи — к бацилле сибирской язвы, клетки слизистой кишечника — к возбудителю дизентерии и тому подобное.
Теория местного иммунитета поддержки ученых не получила. Тем не менее, сделанный им вывод о том, что вакцины нужно вводить именно в органы, наиболее чувствительные к данному возбудителю, так называемая «иммунизация по Безредке», и сейчас применяется против столбняка, брюшного тифа, дизентерии, холеры, сибирской язвы, оспы, стрептококковой и стафилококковой инфекции.
АНАФИЛАКТИЧЕСКИЙ ШОК
В 1905 году Безредка возглавил лабораторию. А через год он начал исследовать очень опасное явление, мешающее эффективности многих вакцин — анафилактический шок, тяжелую аллергическую реакцию, которая порой даже приводила к смерти больных.
Его основная причина — повторный контакт с аллергеном. При первом контакте организм вырабатывает антитела, и те остаются в нем до следующего контакта, немедленно атакуя аллерген. Но при этом усиливаются воспалительные реакции и порой возникает этот самый анафилактический шок — отек, гипотония, перебои в работе сердца и прочие прелести.
Безредка в своих экспериментах наблюдал, как от такого шока морская свинка в судорогах падает и погибает от невозможности вдохнуть. Гибли порой от этого явления и люди. Что надо делать?
Безредка предложил простой и эффективный метод предотвратить анафилактический шок — сначала ввести очень маленькую дозу аллергена (сыворотка или вакцина — тоже аллерген), а несколько позже — все остальное. Антитела воюют с этой маленькой дозой, и сил устроить большую пакость у них уже не остается.
CITOYEN DE LA REPUBLIQUE FRANCAISE*
В 1910 году он становится профессором и принимает французское гражданство. Сложностей это не вызывает — преуспевающий ученый, законопослушный гражданин, нет ни малейших оснований считать его чужим, подозрительным, опасным…
Ой ли? В других странах хватало и меньших оснований для подозрений, и мы в одной из таких стран жили. А французы с времен Робеспьера совершенно забыли о бдительности, ай-яй-яй…
Несколько раньше Безредка женится — на землячке-одесситке, приехавшей в Париж. У них рождается ребенок и начинает идти обычная семейная жизнь, совершенно неинтересная для авторов мемуаров, что для самой семьи обычно идеальный случай.
В Первую мировую Безредка, как лояльный гражданин, встает на защиту новой родины (впрочем, на данный момент союзной со старой родиной). Он работает военным микробиологом в Верденской крепости — месте одного из самых кровопролитных сражений этой войны.
Его научные знания идут на пользу и там — он обучает подчиненных ему врачей методам введения противостолбнячной сыворотки, явно спасая при этом немало жизней.
БЕЗ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ
После окончания войны он возвращается в пастеровский институт. Его учитель Мечников к этому времени уже скончался, и оставшуюся после Мечникова должность руководителя лаборатории занимает он.
Заменить нобелиата — уже очень почетно. А вот стать нобелиатом самому ему не суждено — Нобелевскую премию за изучение анафилактического шока получает в 1913 году француз Шарль Рише, тоже занимавшийся этими исследованиями.
Почему только он? Ведь важность исследований Безредка сейчас признают все… Что ж, бывает. Особенно с не совсем своими. Впрочем, поди разбери.
А заменить нобелиата Безредка сможет минимум еще раз. После революции в Париж прибыло немало эмигрантов из бывшей Российской империи. Помогая им устроиться, Безредка стал членом организации под названием «Общество здравоохранения евреев», которая, помимо прочего, занималась и вакцинацией еврейских детей.
Штаб-квартира этой организации находилась в Берлине. После прихода к власти нацистов она, естественно, переместилась в Париж, и Безредка сменил ее бывшего председателя, эмигрировавшего в США — Альберта Эйнштейна.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
В 1937 году он посетил СССР в составе научной делегации. В родных местах, скорее всего, побывать не мог — год был не ахти как благоприятен для туризма.
Его научные успехи не ограничивались уже перечисленными. Например, он потратил три года на поиски наиболее удачной питательной среды для выращивания туберкулезных бактерий, и в результате была получена среда, позволяющая в течение трех дней выращивать искомую культуру.
Последние годы жизни он посвятил теме сложной, в то время пионерской и не разработанной до сих пор — поиску вакцин против онкологических заболеваний. Сейчас в этом уже достигнуты определенные успехи — скажем, вакцина против вируса папилломы человека, частой причине онкологических заболеваний. Но это совсем недавно, а Безредка только начинал…
28 февраля 1940 года Александр Безредка скончался от сердечного приступа. Ужасно, конечно, но поскольку умирать все равно надо, согласимся, что ему было выбрано не худшее время. Через три месяца в Париж вошли гитлеровцы, а при них он снова бы стал чужим, подозрительным, неприемлемым, опасным, преследуемым и все такое. И вряд ли пережил бы это.
ЧТО МЫ ПОМНИМ?
А насколько хорошо его помнят сейчас в стране, на территории которой он родился и провел молодость? Ответьте сами себе — вспомните что-либо, названное в его честь, призванное чтить его память. Вспомнили? Я — нет. Искал и практически не нашел.
Нашел ли хоть что-то? Да — есть упоминание в сообществе «Украина чтит» в ФБ и довольно много документов о том, что дом, в котором жили он и Хавкин, находится в аварийном состоянии и нужно что-то делать, пока не поздно. Никто не против, все за, и на этом пока все. Всем до фени.
Или, может быть, не всем? Все равно же при угрозе столбняка любой придет к врачу, и тот скажет: «Сыворотку по Безредке». Ведь сразу же скажет! Может, хоть они заинтересуются?
*ГРАЖДАНИН ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ (от редакции)
