Меню
По вопросам совместных проектов editor@huxley.media
По вопросам сотрудничества c авторами chiefeditor@huxley.media
Телефон

МИХАИЛ БУЛГАКОВ: «война костей» по-украински

Huxley
Автор: Huxley
© Huxley — альманах о философии, бизнесе, искусстве и науке
МИХАИЛ БУЛГАКОВ: «война костей» по-украински
Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Photoshop

 

Война — это всегда противостояние не только армий и экономик, но и культур. Шанс на победу получает тот, чья культура сильнее. Давайте попытаемся ответить вместе на вопрос: ослабляет или укрепляет украинскую культуру интерпретация Михаила Булгакова как писателя, который недостаточно любил Украину? Есть ли вообще у такого подхода реальные основания? Ресентимент здесь плохой советчик. Поэтому попытаемся посмотреть на перспективы «культуры отмены» с позиции мирового историко-культурного процесса.

 

КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ ДЖОЗЕФ КОНРАД?

 

Джозеф Конрад — один из величайших англоязычных романистов XIX века. Вот только, несмотря на английское имя, есть с ним как с английским писателем ряд проблем.

Во-первых, он этнический поляк, которого по-польски звали Józef Teodor Konrad Korzeniowski. Во-вторых, с самого дня рождения он был подданным Российской империи Юзефом Теодором Конрадом Коженевским. В-третьих, по месту рождения он украинец, поскольку родился в Бердичеве, где находилось имение его отца. А еще в истории его и его семьи были украинские Чернигов, Одесса и Львов, принадлежавший тогда другой империи — Австро-Венгерской.

Конрад великолепно владел французским, знал русский и польский. Но писал по-английски. Причем во многом ориентируясь на художественный опыт Достоевского. К британскому колониализму относился противоречиво. С одной стороны, был склонен к идеализации империи, с другой — отмечал несправедливость колониальной политики.

Тем не менее Конрад — признанный английский классик. По его романам снимает фильмы Голливуд. Даже россияне поставили ему памятник в Вологде, где в ссылке вместе со своей семьей находился отец Конрада. Курьез в том, что Конрад-старший отбывал там наказание за антироссийскую деятельность.

Однако это не помешало россиянам «присвоить» таким образом себе его гениального сына и включить в контекст русского мира. Почему? По-видимому, тут все просто: чтобы лишний раз иметь возможность сказать: «А судьи кто?»

Прочитайте знаменитую повесть Конрада «Сердце тьмы» об ужасах бельгийской колонизации Конго, и вы поймете, что демократическая западная цивилизация мало чем отличается от тоталитарного российского варварства. Правда, потом в антипольском и антибританском угаре памятник Конраду в Вологде все же снесли.

Вопрос: насколько целесообразно украинцам копировать подобные практики?

 

Джозеф Конрад, при рождении Юзеф Теодор Конрад Коженевский — английский писатель польского происхождения. Считается одним из величайших английских прозаиков
Джозеф Конрад, при рождении Юзеф Теодор Конрад Коженевский — английский писатель польского происхождения. Считается одним из величайших английских прозаиков / wikipedia.org

 

ПОЛЬСКИЙ ПИСАТЕЛЬ, НЕ ПИСАВШИЙ О ПОЛЬШЕ

 

Но наиболее яростно сделать Джозефа Конрада «своим» стараются поляки. У нас в Украине сомневаются: можно ли считать Булгакова, Гоголя и Бабеля украинскими писателями, если они писали по-русски? А вот поляков мало волнует, что Конрад родился не в Польше и на польском вообще ничего не создал.

Хуже того, в творчестве польского по происхождению писателя нет отчетливо выраженных польских сюжетов. Но даже это не мешает полякам искать и находить в нем скрытые польские мотивы, такие как «польский дух», «шляхетскую честь» и т. п. С чего бы это вдруг вот так просто, без боя, взять и отдать замечательного писателя Британии, России или Украине? Кстати, не им одним.

Памятник Конраду есть, например, в Сингапуре — просто потому, что он там бывал! Его музей и мемориальная доска по той же причине имеются в украинском Бердичеве. При этом ни на малайском, ни на украинском Конрад не говорил и не писал.

И актуальную для украинцев и сингапурцев тематику в своих англоязычных произведениях проигнорировал самым неприличным образом. Так же, как и польскую. Но поляки и тут не сдались… И обнаружили у английского писателя, не писавшего о Польше и по-польски, некую неуловимую «польскую загадку». Определить, в чем эта загадка, невозможно — на то она и загадка. Главное, что она польская!

И все бы хорошо, но без прекрасно знакомой украинцам «зрады» и у поляков не обошлось. Где у Конрада польский язык? Где романы про Польшу? Как ни крути, но это же типичное предательство родины!

Некоторые польские критики, болезненно переживавшие «утечку талантов», полагали, что ощущение собственного предательства сублимировалось у Конрада в романе «Лорд Джим» — писатель бросил Польшу погибать точно так же, как его герой покинул тонущий корабль.

 

ДЖЕЙМС ДЖОЙС И «ВОЙНА КОСТЕЙ»

 

Непросто складывались отношения у Ирландии и англоязычного писателя Джеймса Джойса. Сегодня в Дублине стоит памятник этому, пожалуй, самому знаменитому ирландцу. Несмотря на то, что один из величайших романов ХХ века он написал не по-ирландски. Правда, на государственном уровне отношение к автору «Улисса» долго было, мягко говоря, недружелюбным.

Джойс уехал из Ирландии в 1904 году. Жил в Триесте, Париже, Цюрихе, где скончался и был похоронен. На родине Джойса «Улисс» был под негласным запретом — его содержание считалось «непристойным» и «антиирландским».

В одной из знаковых работ на эту тему культуролога Джессики Трейнор сказано, что Джойс «осуждал консерватизм, пиетизм и тупой национализм ирландского общества». Но странным образом в этом же эссе говорится об отношении писателя к ирландской столице буквально следующее: «Его духовное и художественное взаимодействие с городом продолжалось до конца его жизни».

Согласитесь, между Булгаковым и Джойсом можно провести некую параллель. Один безумно любил Киев, другой — Дублин. Из одного пытались слепить антиукраинца, из другого — антиирландца. Но, как бы в угоду политической конъюнктуре ни относилось к Джойсу ирландское государство, время все расставило на свои места.

Об авторах запретов все забыли, а Джойс удостоился памятника и эпитета «великий дублинец». Дублинский горсовет даже предпринял попытку вернуть останки писателя на родину. Тяжба между Швейцарией и Ирландией за них была настолько захватывающей, что журналисты окрестили ее «войной костей».

Еще в 60-е годы ввезти книгу «Улисс» в Ирландию было практически невозможно. Но с 1982 года в ирландской столице широко отмечают 16 июня — Блумсдэй. В этот день десятки тысяч джойсоманов участвуют в паломнических шествиях по Дублину, повторяя путь героев «Улисса».

Так, уйдя от запретов и поиска «зрады», дублинцы превратили некогда «антиирландского» писателя в свою гордость — главный культурный бренд и ресурс креативной экономики.

 

Джеймс Августин Алоизий Джойс — ирландский писатель, которого считают одним из самых влиятельных писателей двадцатого века. Он получил всеобщее признание прежде всего благодаря своему монументальному роману «Улисс» (1922)
Джеймс Августин Алоизий Джойс — ирландский писатель, которого считают одним из самых влиятельных писателей двадцатого века. Он получил всеобщее признание прежде всего благодаря своему монументальному роману «Улисс» (1922) / wikipedia.org

 

ДОМ БЫТИЯ ИЛИ ТЮРЬМА БЫТИЯ?

 

Список писателей, у которых в силу разных причин возникли сложности с Родиной, родным и неродным языком, можно продолжить: Беккет, Набоков, Целан, Кристоф… Известны слова Мартина Хайдеггера о языке как «доме бытия». Важно помнить, что это именно дом — не тюрьма, не концлагерь и не сумасшедший дом бытия, где язык легко превращается из средства созидания в разрушительную самоцель.

Помните, что говорил Фрейд про сигару? Иногда это просто сигара, а не продолговатый предмет, символизирующий фаллос. И язык — это всего лишь язык. Он важен не сам по себе. Важно, что и как ты на нем говоришь. По отношению к вкладу в мировую культуру язык и политические взгляды вторичны.

В эпоху маккартизма в антиамериканской деятельности подозревали Хемингуэя и Стейнбека, Эйнштейна и Оппенгеймера, Шоу и Миллера, Бернстайна и Чаплина… И что, сегодня все эти великие «антиамериканцы» оказались вычеркнуты из мировой культуры? Нет! Никуда из нее не исчезли и авторы «антинемецких» книг, которые гитлеровцы сжигали на площадях.

Прав Булгаков: рукописи не горят, и в исторической перспективе «охотник на ведьм» всегда проиграет гонимому им таланту. Для мировой культуры важно только одно — является ли автор гением, а его произведение всемирно признанным шедевром.

Тот же Хайдеггер до конца жизни так и не отказался публично от членства в нацистской НСДАП, но кто сейчас об этом вспоминает? Вычеркнули ли его вместе с Ницше, который в Третьем рейхе был одним из столпов фашистской идеологии, из университетских курсов? Нет! Почему?

Потому что реальное содержание их философского творчества — не в имперскости и фашизме. Точно так же «прегрешения» Булгакова против Украины не должны затмевать главного — гуманистического пафоса его произведений, его любви к Киеву и его нелюбви к «шариковым», «швондерам», «латунским» и «берлиозам».

 

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

 

ПОРТРЕТ ЭПОХИ, А НЕ АВТОПОРТРЕТ

 

Если провести непредвзятую ревизию псевдопатриотических упреков в адрес Булгакова, мы увидим, что они сильно притянуты за уши. Например, мнение, что герои Булгакова выражают антиукраинскую позицию самого писателя. Но так ли это?

В «Днях Турбиных» один персонаж рассуждает о «комедии украинизации», а другой говорит про украинский, что гетман Скоропадский «терроризировал русское население этим гнусным языком, которого и на свете не существует». Но нельзя же в XXI веке всерьез утверждать, что это говорит сам Булгаков?! Невозможно после всего проговоренного и написанного о теории и практике «автофикшн» отождествлять реальную личность писателя и вымышленную личность его героя!

Брэм Стокер не тождественен графу Дракуле, Ярослав Гашек — Швейку. Маркиз де Сад не перерезал любовницам горло во время секса. И, что бы ни думал сам о себе Бальзак, он все-таки не мадам Бовари. В «Белой гвардии» писатель создавал портрет эпохи, а не автопортрет!

В рассуждениях Алексея Турбина о том, что «спасти Россию может только монархия», все предельно реалистично. Верхом неправдоподобия было бы, если в застольной беседе бывший царский офицер поднял бы бокал со словами «Слава Украине!» Неужели тогда этот абсурд можно было бы признать проукраинским?

Когда Булгаков пишет о представителях Центральной Рады как о «не имеющих сапог, но имеющих широкие шаровары» — это не антиукраинская позиция, а отражение тогдашних реалий. Вполне реалистичны его строки о «раскольнических действиях» вождей национального движения и о том, что союзники «повели себя двусмысленно, стремясь лишь к собственной выгоде и ослаблению России как государства».

Можно, конечно, при желании увидеть здесь антиукраинскую позицию, а можно — беспристрастную фиксацию реальных проблем, с которыми сталкивалась тогда украинская независимость. Многие из них — раскол в обществе, перегибы в гуманитарной политике, неуверенность в союзниках — актуальны для нас, к сожалению, даже сейчас, во время войны.

 

А БЫЛА ЛИ УКРАИНОФОБИЯ?

 

Нельзя подходить к реальности «Белой гвардии» с позиции нынешнего украинского суверенитета. На рубеже веков на руинах мировых империй возникали новые, еще слабые, но по-детски самоуверенные государства. Со всеми языковыми, этнокультурными и социально-политическими «детскими» болезнями роста.

Зачастую новая действительность была настолько абсурдна, что требовала и доведенного до абсурда, сатирического описания. Поэтому Булгаков и пишет о Польше: «Ни один черт не знал… что в ней творится и что это за такая новая страна». Эти же слова можно отнести и к украинской военно-политической чехарде Скоропадского, Винниченко и Петлюры. Их личные амбиции очевидно не соответствовали их реальным возможностям и работали скорее на раскол украинского единства.

Более того, украинцы сражались по разные стороны идеологических баррикад: одни — за УНР, вторые — за крестьянско-анархистские идеалы Махно, третьи — за белых, четвертые — за большевиков, а ведь были еще пятые, шестые, седьмые… И все это были украинцы! И все они боролись за свой образ будущего, которое представляли по-разному.

Поэтому усмотреть в Булгакове антиукраинца можно только игнорируя реальный исторический контекст. Толковый словарь дает определение украинофоба — это «противник, ненавистник украинцев и всего украинского». В небольшом эссе «Киев-город» писатель выражает надежду, что «память о Петлюре сгинет». Но может ли антипетлюровская позиция Булгакова свидетельствовать о его антиукраинстве?

Ведь Петлюра — не вся Украина, а пародируемые вывески на магазинах — еще не весь украинский язык. Вспомним, что даже соратники по национально-демократическому лагерю, тот же Владимир Винниченко, крайне негативно оценивали Петлюру. Но делает ли это Винниченко украинофобом?

И свидетельствует ли об антиукраинстве Винниченко то, что Никита Хрущев был в восторге от его творчества? Нет. Тогда каким образом положительная оценка Сталиным «Дней Турбиных» свидетельствует об украинофобии Булгакова? Тем более, что отношение вождя к писателю можно описать как психологический садизм, ничем не напоминающий уважение и любовь.

 

Михаил Афанасьевич Булгаков — писатель, драматург, либреттист, театральный режиссер. Автор романов и пьес / wikipedia.org

 

УНИВЕРСАЛЬНЫЕ, А НЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ
 

Собственно, это и все доказательства украинофобии Булгакова. Парочка цитат героев романа «Белой гвардии» и рассказа «Я убил». Парочка строк из мемуаров, где говорится, что в гимназические годы Булгаков был монархистом.

Странный «приговор» для страны, где вся политическая элита успела побывать, если не в комсомольцах и коммунистах, то в пионерах точно. Так в чем же тогда дело? Почему с упорством, достойным лучшего применения, Булгакова стараются вычеркнуть из украинской культуры?

Не спасает писателя даже явная оппозиция большевизму. Дело в том, что Булгаков, оказывается, «не наш» по нескольким критериям. Первый — не писал на украинском. Второй — уехал из Киева в Москву. Третий — не создал позитивных образов Украины и украинцев. Правда, в силу специфики писательского дара он ничьих позитивных образов не создал. Четвертый — природа болезненной реакции и советских, и современных гонителей писателя в том, что их типажи легко опознаются в его героях.

Не правда ли, многое здесь напоминает ситуацию с Конрадом и Джойсом? Но есть еще пятый, главный критерий, который их всех делал «чужими среди своих», — выход в универсальное культурное измерение. У Булгакова вы нигде не найдете проповеди какой-либо «правильной» идеологии — он не «идейный» писатель. Булгаков неравнодушен к проблеме «общечеловеческого», но не к проблемам «национального» или «классового».

Например, Шариков у него — не русский, не украинец и не татарин. Это «искусственный человек», изуродованный дважды. Первый раз физически доктором Франкенштейном-Преображенским (в тексте романа, в отличие от экранизации, это персонаж отнюдь не положительный). Второй раз духовно — идеологией и бюрократией.

И Киев у Булгакова тоже не украинский и не русский город. Это вневременной, Вечный Город, Иерусалим на Днепре. Такой, каким его задумывали Владимир Святой и Ярослав Мудрый, а не большевики и петлюровцы — вот откуда у Булгакова отношение и к советизации, и к украинизации как к чему-то преходящему, случайному, наносному.

 

«УКРАИНСКИЙ МИР»: НЕ ЗАПРЕЩАТЬ, А ПРИСВАИВАТЬ
 

Советских и украинских критиков Булгакова можно понять: внеидеологическая позиция писателя действительно ничего полезного не дает с точки зрения любой идеи — и классовой, и национальной. Она утверждает совсем иной ценностный абсолют… Но даже с учетом ресентимента — не слишком ли мы торопимся отказаться от булгаковского наследия?

В свое время ирландцы поняли, что Джойс им нужнее, чем они Джойсу, — запрет и отмена на Родине ничего не убавит и не прибавит к его мировой славе. При этом психотравм и фобий у ирландцев, 800 лет находившихся под пятой британского «старшего брата», точно ничуть не меньше. Готовы ли мы отдать россиянам Булгакова?

Кому мы сделаем хуже — Путину, Булгакову, России? Будьте уверены, россияне с удовольствием писателя заберут, особенно в той фантасмагорической, высосанной из пальца «антиукраинской» интерпретации, идею которой украинцы сами же и подсказали.

Слова Путина о том, что «граница России не заканчивается нигде», относятся не только к территориям, но и к пространству культуры. Речь не только о памятнике Конраду в Вологде. Для российского экспансионизма не только «Крым наш», но и «Кант наш». И плевать, что великий «калининградский» философ писал по-немецки о «вечном мире», то есть о вещах, которые входят в явное противоречие с агрессивной российской политикой.

Кстати, у них и «Шевченко наш», потому что и писал по-русски, и жил в Петербурге, и был выкуплен из неволи русскими людьми. Поэтому и памятник Шевченко в центре Москвы никто сносить не торопится. А мы тем временем теряем не только территории на юго-востоке страны, но и целые культурные материки.

Страна — это язык, территория, культура, история, люди. И все это сложно взаимосвязано. Нельзя отказаться от чего-то одного, не потеряв все остальное. Расставаться с империями можно по-разному. Прекрасный пример подали древние евреи: на пути к земле обетованной они забрали у египтян все материально-культурные ценности, которые могли с собой унести. Не разбирая, свои они или чужие.

«Русскому миру» можно противопоставить только другой, конкурентоспособный «украинский мир». А мир — это нелинейно устроенное, намного более сложное образование, чем хутор или гетто. Чтобы победить, нам нужно сменить парадигму культурного поведения: не запрещать, а присваивать; не отказываться, а возвращать.

Победа — это возвращение Украине не только Крыма и Донбасса, но и Гоголя, Булгакова, Бабеля. Быть им противниками или союзниками в борьбе с российской агрессией, зависит только от нас. Было бы справедливо, чтобы гуманистический пафос этих великих писателей обличал жестокость, варварство и бесчеловечность врага, а не нашу собственную неправоту.

 

ХХХ
 

Очевидно, что поиск «идеального украинца» в украинской культуре — идея совершенно тупиковая. Примерно как попытка обнаружить череп «идеального арийца».

Еще недавно президент Владимир Зеленский называл Михаила Булгакова «наш украинский писатель». Вторил ему и возглавивший Институт национальной памяти после Владимира Вятровича Антон Дробович. Что же изменилось? Неужели никаких инструментов, кроме «культуры отмены», у государственной культурной политики уже не осталось?

Ведь, казалось, во время войны, наоборот, нужно проявлять намного больше ума, креатива и адекватности. Если критерии «антиукраинства», которые сейчас применяются к Булгакову, использовать в отношении других деятелей культуры, науки и искусства, то мы рискуем не найти в нашей истории ни одного «рыцаря без страха и упрека».

Один из главных обличителей «неправильных» соотечественников Владимир Вятрович уже заявил, что знаменитый изобретатель вертолета Игорь Сикорский не может считаться настоящим украинцем — монархист, говорил по-русски, сбежал в Америку, воспринимал Украину в составе империи чем-то вроде штата Техас в США.

Выходит, надо срочно убирать из названия КПИ приставку «имени Сикорского». А ведь еще недавно Сикорским гордилась и вполне заслуженно вся страна! Далее вслед за ним должен отправиться и Богдан Хмельницкий, объективно бросивший на Переяславской раде Украину в имперские объятия Московии.

Даже отец интегрального национализма Дмитрий Донцов выглядит, согласно этим критериям, довольно двусмысленно. Этнический русский, все братья и сестры — большевики, отец — вписан в систему земской власти эпохи империи, сам Ленин защищал его от критики.

По свидетельству украинского националиста Вячеслава Липинского, «Донцов корчил из себя «просвещенного» петербургского эсдека; ругал «хохлов» за то, что они мелкие буржуи, самостийники, националисты, не марксисты. Потом решил спекульнуть на национализме и ругает их теперь за то, что они марксисты, москвофилы, провансальцы и не националисты.

Будучи социалистом-москвофилом, боролся он против гнилого Запада, шляхетской Польши и буржуазных предрассудков католицизма. Но, увидев, что на этом карьеру большую не сделаешь, переоделся вдруг в «западницкий» костюм, стал ругать азиятскую Москву и православие».

Если на протяжении жизни идеологические установки Донцова кардинально менялись, то когда и насколько он был искренен в своих убеждениях — «сначала» или «потом»? Потому что получается, что из двоих кто-то по-любому врет — Донцов или Липинский? А далее вслед за Булгаковым, Гоголем, Сикорским и Донцовым из пантеона великих украинцев должны быть исключены: Сергей Королев, Александр Довженко, Павло Тычина, Дмитро Павлычко и др.

Все они были вписаны в имперскую и советскую систему, получали сталинские премии, воспевали советских вождей. Культурно «нестерильными» оказываются Вернадский с Грушевским. Помимо них коллаборацией с россиянами и русским языком оказываются инфицированы царский офицер Иван Котляревский, периодически писавшие на русском Иван Франко, Леся Украинка и Тарас Шевченко! Но это только вершина айсберга.

Десятки имен, которыми по праву может и должна гордиться Украина по критериям Института нацпамяти должны быть вычеркнуты из украинской культуры. Между тем, это блестящие, великие имена! Убедиться в этом вы можете, обратившись к постоянной рубрике нашего издания «Корни и крылья».

Еще раз перечитайте их биографии, вспомните об их открытиях, трагедиях и взлетах. И задайте себе вопрос: готовы ли вы отказаться от такой яркой, парадоксальной, уникальной истории и культуры? От того, что по-настоящему делает Украину великой, — не только в рамках государственной границы, а в безграничном и вечном пространстве мировой культуры.

 

 


При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Нашли ошибку?
Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter