ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДАМИ МЕХАНИЧЕСКИХ ПТИЧЕК: антиутопия и свобода выбора

В 2010 году американский писатель Джо Хилл (р. 1972) опубликовал химерически-странный рассказ — «Дьявол на лестнице», который приходится вспоминать едва ли не каждый день.

#1При первом прочтении кажется, что перед тобой очередная занимательная притча.

Это монолог парня, вынужденного после смерти отца устроиться на работу к богатому виноделу и в буквальном смысле слова быть у него на побегушках — бегать с грузом по огромным ступенькам вверх-вниз.

Парень доставляет вино иноверцу-сарацину, в которого влюбилась девушка, бывшая предметом мечтаний нашего героя. И в конечном итоге, он убивает и иноверца, и девушку. Между убийствами на бесконечных ступеньках неожиданно приоткрывается красная калитка, заглядывать в которую запрещал отец, еще когда был жив. Говорили, что лестница за калиткой — прямая дорога в ад.

Парень заходит и спускается по ступенькам, которые приводят его к странному демоническому мальчику, сидящему перед кучей диковинных предметов. Например, яблоко с очень старого дерева. От него наш герой отказывается. А демонический мальчик говорит, что у него для каждого есть подарок. Проблема лишь в том, чтобы найти нужный.

И мальчик дарит ему жестяную птичку.

«Она поет самую прекрасную песню, — сказал он. — Она находит хозяина, плечо, на котором ей нравится сидеть, и поет этому человеку до конца его дней. Фокус в том, что чтобы заставить ее петь для тебя, нужно соврать. Чем больше обман, тем лучше. Накорми ее ложью, и она споет чудесную песнь. Люди любят ее слушать. Они так это любят, и их не волнует то, что им врут. Если хочешь — птица твоя».
«Я ничего от тебя не хочу», — но стоило мне это произнести, как птица начала насвистывать самую сладостную и нежную мелодию, такую же прекрасную, как смех хорошенькой девушки или голос матери, зовущей к ужину.

Герой возвращается на место преступления и убивает девушку, которую, казалось, любил.
А когда люди найдут его, обнимающим ее окровавленное тело, он скажет, что отомстил за девушку, которую задушил, не сумев лишить невинности самоуверенный грязный иностранец. Ему поверят, а птичка, заливаясь, будет насвистывать самую печальную и грустную мелодию.
Однако эта притчевая история, казалось бы, пребывающая за пределами четкого исторического контекста, очень жестко привязана к реальности:

«Я не могу сказать вам,

сколько всего сейчас

в мире птиц из жести, проволоки и

электрического тока, но в этом месяце

я слышал речь нашего нового премьер-министра,

господина Муссолини.

Когда он поет вам о величии

итальянского народа и кровных узах с нашим

немецким соседом, я явно слышу, как жестяная

птичка поет вместе с ним. Ее трели особенно

мощно звучат по современному радио»

Сразу скажу, что, во-первых, с нашей версткой ничего не произошло. На самом деле в такой экспериментальной форме и сверстан весь рассказ (исключение — эпизод с таинственной калиткой, служащей транзитной зоной между частями рассказа, между повседневностью и адом, в который погружается персонаж).

Таким образом, благодаря верстке, из абзацев визуально формируются ступеньки, по которым вынужден подниматься и спускаться главный герой.

И во-вторых, Хилл виртуозно, мастерски осуществляет переход к проблеме пропаганды и описанию тоталитарного режима. А как по-новому звучат ксенофобские обвинения героя в адрес пришельца-иноверца! А как громко поют птички — благодаря радио.

Вот об этих жестяных птичках и их демоническом пении и поговорим.

#2 Литература очень быстро расслышала особенное пропагандистское пение птичек и уловила, как изобретательно они умеют вить гнезда в наших рассредоточенных головах. Внушать реальность. И если особо голосистая сирена вопиет свою песнь, Одиссей вынужден искать способ противодействия. В течение небольшого промежутка времени были напечатаны самые известные антиутопии — антидоты против тоталитаризма и пропаганды.

В 1948 году вышел роман Джорджа Оруэлла «1984», в 1953 — «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери
и в том же году (год смерти Сталина, между прочим) — несколько развлекательная и по-своему примечательная новелла «Седьмая жертва» Роберта Шекли.

Тоталитарное (антиутопическое) государство пытается растворить индивидуальный голос, хочет насаждать и прививать идеи, подчинять индивидуальный разум интересам общества.

Стремится к тотальному контролю над телом и душой, пытается проникнуть в сознание, ведь Старшего Брата должно любить всем сердцем, а любовь свою доказывать разнообразными ритуалами.

Еще один важный фактор появления этих антиутопий за такой короткий промежуток времени — прямая реакция и попытки переосмысления банальности зла маленьким человеком в горниле Второй мировой войны. Утрата веры в возможность позитивного развития Великого проекта человечества. Антиутопии становятся притчами о добре и зле.

Одна из моих любимых особенностей антиутопии — это ее формульность, четко выработанный канон составляющих описываемого мира.

Очевидно, что должен быть принадлежащий системе Герой, который в какой-то момент начинает воспринимать прогнивший окружающий мир под другим углом зрения, сомневаться во всем тоталитарном механизме.

Должна быть и любовная линия, возвышенные чувства, которые переживает Герой в процессе возвращения себя себе.

И непременно должно быть ясное и понятное завершение этого пути: или полюбить Старшего Брата и раствориться в коллективном («1984»), либо же отвоевать хоть часть своей независимости и надеяться, что мрак рассеется («451 градус…»).

Впрочем, описывая любое общество антиутопии, писатель, конечно же, не обойдет вниманием инструменты подчинения воли. И там точно будет та или иная форма медиа. То или иное внедрение идей в сознание порабощенных граждан.

Птички напевают тебе твою волю и твой выбор, растворяют индивидуальный голос в коллективном бормотании.

Джордж Оруэлл в рецензии на роман Евгения Замятина «Мы» отмечал, что роман был создан еще до изобретения телевидения, поэтому Замятин описывал мир из стекла с прозрачными стенами, где совершенно отсутствует чувство приватности и защищенности личного пространства.

Замятин говорил о формировании сознания и общества посредством архитектуры. Телевидение же (и медиа как таковые) решают эти проблемы намного тоньше. И речь идет даже не о телеэкранах в «1984», целенаправленно следящих за каждым жилищем.

В антиутопии, как и в нашей повседневной жизни, телевизору нет надобности наблюдать за нами, вот уж этим система не заморачивается — она уже обо всем позаботилась, годами бомбардируя разум нужными сообщениями, лозунгами, ценностями.

Птички уже давно свили гнезда из мусора и пропаганды в сознании.

#3 Исследователи выделяют несколько функций медиа, среди которых мой фаворит — это синонимический ряд: стандартизация, нормализация, нормирование. Медиа формируют определенную картину мира и представлений: вот это — красиво, это — нормально, а вот так можно и должно действовать.

Медиа могут объяснить обывателю все что угодно: затормозить или посеять панику перед эпидемией, создать движение против вакцинации, вторгнуться в другую страну — всему найдется оправдание.

Медиа формируют стереотипные представления, чтобы простые ответы на сложные вопросы сами по себе возникали в нашем сознании.

Появятся ли мариачи в голливудской истории о Мексике? Кто сыграет нациста в советском фильме?
Какими окажутся аборигены в колониальном дискурсе о просвещении малограмотных и темных народов?

А если в фильме действуют представители разных этносов и рас, то кого из них первым сожрет монстр или убьет главный герой?

И самое интересное — если кажется, что такую повестку дня и пение жестяных птичек озвучивают лишь классические медиа, то это глубочайшее заблуждение. Электронные птички соцсетей активно участвуют в этом плетении нормы.

Каждый день соцсети поучают, как должна выглядеть соблазнительная инста-модель и как обязан выглядеть мужественный мачо, совершивший очередную трансформацию своего накачанного успешного тела, да, кстати, и машину какой модели он должен водить.

И то, что время от времени нас накрывает волна сомнительных сравнений собственной-неудачной-жизни-по-стандартам-успеха-наших-френдов, — это тоже следствие нормативности, изо дня в день потребляемой нами. Где бы вы сейчас хотели оказаться на самом деле?

Там, где потеплее и где пляжи с фантастическими закатами. Вероятно, в том месте, о котором уже сложилось некое мнение, ведь ваша лента в соцсетях сформировала представление о нем. Месте, о котором вам напели.

#4 Реальность, созданная медиа, напоминает монстра Франкенштейна, сшитого из лоскутьев разных фрагментов. Аудиодорожки ранее записанных разговоров, которые накладывают на абсолютно другой видеоряд.

Избирательный монтаж репрезентации «самых важных» эпизодов, которые должны сформировать целостную историю, необходимую творцам шоу.

Тенденциозное интервью, в котором жертву загоняют в расставленную ловушку заранее просчитанного алгоритма беседы. И еще великое множество приемов, способных воплотить в жизнь изречение: «Кто был никем, тот станет всем».

#5 Когда я читаю разговор с Жаком Сегела и другими творцами реальностей, невозможно не думать о свободе выбора и формирования повестки личных желаний, мечтаний и устремлений.
В своих интервью Сегела четко формулирует правила успешной политической кампании.

Ключевое: продавать избирателям идею будущего, обещание будущего, а не отчет о предыдущих свершениях (ежели таковые, конечно, имеются). Кандидат разговаривает с конкретным избирателем, апеллирует к его ожиданиям. Формируются желаемая реальность, ожидания и устремления.

Продаваемые им товары Сегела называет «лучшими в мире продуктами: демократия, свобода выбора, эволюция общества, развитие страны». Согласитесь, не самые плохие идеи, но в руках популистов они могут стать бомбой замедленного действия.

Чуть ли не в каждом разговоре Сегела упоминает невероятно успешный кейс с водой «Эвиан» — кроссплатформенная история, которую большинство из нас помнит по ролику: все герои вдруг видят свое отражение — но в витрине они отражаются в совсем юном возрасте, как дети.

Очевидна идея: вода настолько целебная и чудодейственная, что способна омолодить аж до такой степени. А вместе с тем тут слышится и «будьте, как дети», что срабатывает уже на совершенно ином уровне. Ролик с юмором, игнорируя языковые барьеры, стал идеальной визиткой кампании, которую разворачивали, задействовав все мыслимые возможности.

В том числе и устройство, способное сделать ваше лицо более «детским» (хотя бы на фотографии) — прекрасный пример творческого использования классической сказки о «живой» и «целебной» чудо-воде.

Еще один хрестоматийный пример работы Сегела — успешная президентская кампания Франсуа Миттерана. Сегела должен был сформировать образ человека, значительно старшего по возрасту, поэтому для избирателей он продуцировал не «консерватизм», а «спокойствие». И избиратель голосовал не за идеологию, а за эмоцию, за концепт, в котором содержатся «защищенность» и «уверенность в завтрашнем дне».

#6 Создатели реальности учат — чего нам желать. Растворяют наш голос в бормотании повторяемых сообщений, которые вдалбливаются в сознание. Старший Брат уже нас убаюкал и спел колыбельную.

Где тот предел, когда мы делаем выбор самостоятельно?
Где тот предел, до которого птички могут нам напевать?
Где — среди моих устремлений — норма и стандарты, принятые в моем окружении?

Неужели правда, что у странного демонического мальчика всегда найдется то, что необходимо именно мне?
И главное: существует ли вообще возможность не слышать чужое пение и сосредоточиться на собственном голосе? Надеюсь, что да.

Когда сознание бомбардирует неисчислимое количество инфоповодов, дип-фейков, фотожаб, обращений-к-целевой-аудитории, лучше отказаться от быстрых решений и моментальных реакций.

Проверить источники радиоактивной информации. Окунуться в проблему, прочитать несколько мнений. И очевидная и недоступная роскошь — взять время на подумать.

И еще одно. Думаю, следовало бы наконец относиться к антиутопиям как к историческому нон-фикшну, описывающему события, которые уже произошли. Мы успешно и сверх нормы воплотили в жизнь причудливые фантазии писателей.

Люди пост-антиутопического времени, носящиеся по ступенькам, среди которых затаились тысячи соблазнительных калиток. Знать бы — какая из них твоя.

#7 Потому что в конечном итоге, когда тебя спросят: «Что ты действительно хочешь?», не запоют ли вокруг птички, подхватывая самую прекрасную в мире мелодию?