СТАНИСЛАВ ЛЕМ: «Человек обречен пройти через всю свою жизнь, так и не узнав правды о себе»

Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Midjourney

 

Сегодня, 12 сентября, отмечается день рождения Станислава Лема. Этот неутомимый писатель, философ и футуролог оставил после себя богатое наследие, которое до сих пор заставляет нас задуматься о будущем человечества и нашем месте во Вселенной.

Однако Лем был не только видным автором, но и человеком с принципами, готовым бросить вызов устоявшимся стереотипам. Из-за своих смелых и иногда контрверсионных взглядов он порой сталкивался с непониманием в сообществе фантастов.

Публикуем биографию этого выдающегося человека. Откройте для себя неизведанные стороны личности автора, стоявшего у истоков мировой научной фантастики.

 

ДЕТСТВО

 

По своему родному языку этот великий львовянин был поляком. Поляков из Львова выжили — кто не был убит, тот репатриировался. По своей национальной принадлежности он был евреем. Евреев во Львове выбили — большинство его знакомых сгорело в печах концлагеря Белжец, а национальная политика послевоенных лет выдавила за границу сохранившиеся жалкие остатки.

Его отец, австро-венгерский врач и офицер, был явно не чужд немецкой культуре, о чем говорит и данное ему второе имя Герман. Немцев из Львова вышвырнули — немецкоязычные страны проиграли две мировые войны, и мало кто разбирался в том, кто же действительно виновен.

Город заселили люди, дедушки и бабушки которых в этом городе не жили. Откуда у них возьмется историческая память о прошлом Львова? В частности, из чудесных и романтичных воспоминаний этого львовянина о своем детстве в этом городе между войнами, которые помогли очень многим полюбить Львов и разглядеть в нем красоту и чудо — в том числе и мне. И это при том, что мемуары — очень небольшая, чуть ли не самая малозаметная часть его философского и литературного наследия.

Лем родился в не самый худший период истории города — моя львовская родня, теперь уехавшая поголовно, просто по ходу дела говорила о чем-то хорошем: «як за Польщи!» (старшее поколение говорило «за цисаря Франца», но я недолго жил с ними на одной планете). Его отец был преуспевающим врачом-ларингологом, отдал ребенка в хорошую гимназию, и он получил там прекрасное образование, сыгравшее потом немалую роль в его карьере.

 

 

В мемуарах писатель вспоминал, как увлекался в детстве странной игрой — выписыванием себе различных документов, дающих ему небывалые права: ордеров на получение бриллиантов и золотых слитков, приказов о назначении на высочайшие должности, разрешений на снятие с должности и немедленный арест королей и президентов… Похоже, что он предчувствовал жизнь в предельно бюрократизированном мире, и явно не ошибся.

 

ОТРОЧЕСТВО

 

После окончания гимназии Станислав оказался в совершенно другой стране — во Львове утвердилась советская власть. С самого начала ничего особо хорошего он от нее не видел — прекрасно сдав экзамены в Политехнику, он туда не попал из-за неблагополучного социального происхождения, и только старые связи отца помогли ему поступить в медицинский.

А ведь когда у польских старшеклассников измеряли коэффициент интеллекта, он занял чуть ли не первое место в стране с заоблачным IQ 180 — это очень много, почти невозможно! Впрочем, для советской бюрократии это ничего не значило, а выписать самому себе волшебное удостоверение для решения этого вопроса он не мог.

 

ЮНОСТЬ

 

Но это было еще не самое худшее время — пришла фашистская оккупация, и жизнь всех львовских евреев повисла на волоске. У большинства из них этот волосок быстро оборвался, но нашему герою повезло — его семья смогла сфабриковать себе фальшивые документы (видите, все-таки пригодился детский опыт!). Мединститут пришлось бросить, нашлась работа автомеханика, потом сварщика.

Имея по работе доступ к военным объектам, он вскоре стал участником Сопротивления — воровал боеприпасы с немецких складов, перевозил оружие; минимум один раз чудом не был пойман полицаем в черной форме (он пишет об этом в автобиографической книге «Моя жизнь»). Особым героизмом он это явно не считал — так жили не все, но многие.

Фашистов из Львова прогнали, но сильно легче жить в нем не стало — по новым документам он и его семья были поляками, и это означало, что их достаточно сильно побуждали покинуть Львов и перебраться в Польшу.

Насколько это было насильственно, прямой информации я не нашел, а кто желает косвенную — прикиньте, какая их часть бросила родной город и переехала. Так поступила и семья поляка по документам Станислава Германа Лема. Способные люди в таких ситуациях уезжают в первую очередь — они меньше боятся не найти себя на новом месте.

В Польше Лем довольно скоро увидел, что польский хрен не ахти как слаще советской редьки. Практически закончив в Кракове мединститут, он отказался сдавать выпускные экзамены — после них он угодил бы практически на всю жизнь в военные врачи, что ему не очень улыбалось.

Материальное положение семьи по сравнению с прежним было так себе, и Лем быстро нашел подработку — стал писать рассказы, которые у него охотно брали журналы для легкого чтения.

Кроме этого, он стал вести обозрение новой литературы в журнале «Жизнь науки» и вскоре нарвался на серьезные неприятности, высказав то, что думал, об учении Лысенко. Да и потом у него были сложности из-за позитивных отзывов о «продажной девке империализма» — кибернетике, которой в то время постановлением ЦК еще не была возвращена невинность. К счастью, он еще легко отделался — вскоре пришла слава.

 

 

ЗРЕЛОСТЬ

 

Настоящий успех постучался в дверь после романа «Астронавты», вышедшего в 1951 году и переведенного на множество языков. Еще более популярным стал его роман «Магелланово облако» (1955 год). Сам Лем в более поздние годы относился к этим произведениям более чем прохладно — старался не включать в собрания сочинений, не давал разрешения на переиздания и переводы.

Японцу, пожелавшему перевести «Магелланово облако», он, например, ответил:

Япония не знала коммунистического режима, и, если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду

 

Да, действие этих произведений происходило в эпоху победившего коммунизма — иначе их бы просто не издали. Но от массовой научно-фантастической продукции, в которой инопланетяне были только псевдонимом для жителей неугодных властям стран, а борьба миров сводилась к пропаганде единственно верного учения в космосе, его романы отличались поразительно — нестандартными идеями, глубиной поставленных проблем, литературными достоинствами, наконец! Так что, несмотря на волю автора, в собрания сочинений их включают до сих пор.

В середине 50-х, по вполне понятным причинам, цензура в соцстранах умерила свою свирепость, и Лему стало то ли легче, то ли приятнее писать. Появляются «Солярис», «Эдем», «Непобедимый» — книги, о которых Лем позже писал, что ему за них не стыдно. Недосягаемые ранее для фантастики вершины юмора покорены в «Путешествиях Йона Тихого» и «Сказках роботов» о подвигах достодивных киберконструкторов Трурля и Кляпауциуса. Лема переводят на все основные языки мира, хвалят и прославляют.

 

Сообщество американских фантастов Science Fiction Writers of America избирает его своим почетным членом. Чем отвечает им Лем? Только правдой — критикует американскую новую философию как «плохо продуманную, слабо написанную и занятую по большей части приключениями, нежели идеями или новыми литературными формами».

 

По мнению Лема, в ней господствовали «плохой стиль» и «деревянные диалоги». Результат просто скандален — Лема с позором исключают из рядов сообщества, и даже протесты таких именитых его членов, как Урсула Ле Гуин и Майкл Муркок, бессильны помочь. Позже американские фантасты одумались и предложили ему обычное членство вместо почетного, но Лем отказался. Ему хватило

 

Чем объяснить такой дикий случай? Может быть, разоблачениями другого крупного фантаста, Филипа Киндреда Дика, которого Лем как раз уважал и хвалил. А вот Дик просто усомнился в существовании Лема, заявив, что на самом деле он не писатель, а целый коммунистический комитет, который под этим псевдонимом публикует труды, под видом научной фантастики пытающиеся навязать американцам марксистские идеи.

Ничего не скажешь — фантаст Дик хороший, такое еще надо придумать… Неужели дело всего лишь в том, что Дику из-за обычного при социализме бардака не заплатили гонорара за переведенный Лемом и опубликованный в Польше его роман «Убик»? Даже с трудом верится…

А в Польше вновь наступают тяжелые времена — бастует «Солидарность», вводится военное положение. Отношения Лема с властями и так далеки от идеала — он подписывает протестные письма, критикует политику партии в статьях, жалуется в отдел культуры ЦК ПОРП на вмешательство цензуры в его переписку.

Так что предложение о годичной стажировке в западноберлинском Институте передовых исследований он принимает с удовольствием, но семью с ним не выпускают, и после окончания стажировки ему приходится вернуться.

 

 

Но в 1983 году, уже после отмены военного положения, он получает приглашение от Союза писателей Австрии, добивается разрешения на выезд жены и сына и вместе с ними поселяется в Вене — наверное, думая, что это навсегда… Написанные там «Мир на Земле» и «Фиаско» становятся его последними романами.

Однако времена меняются еще раз, и он с триумфом возвращается в Краков — уже не только одним из ведущих фантастов мира, но и признанным всеми философом и футурологом. Его Summa technologiae, написанная еще в середине 60-х, поднимает вопросы, ставшие весьма актуальными после научных открытий последнего полувека.

Стоит также отметить, что многие реалии сегодняшнего дня — смартфоны, Гугл, планшеты и электронные книги, 3D-печать и виртуальная реальность — предсказаны в его произведениях давным-давно, когда реально не было ничего и близко похожего. Даже одна из самых успешных компьютерных игр в мире, The Sims (и ее разновидность Sim Sity), по признанию ее создателя Уилла Райта, была подсказана ему книгами Лема.

В 2006 году великий писатель и философ ушел в иной мир. Но память о нем жива и будет жить еще долго. Продано более 30 млн экземпляров его книг, переведенных на 41 язык. В его честь был назван астероид — я бы очень удивился, если бы этого не произошло.

В родном Львове этого медика, не получившего диплома, сделали почетным доктором Львовского медицинского университета. Это пока все. Но помнить его явно будут дольше, чем многих из тех, кто удостоен существенно больших почестей.

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media